— Харашо. С атветом не тараплю. Ты в Лэнинград сабрался? Правыльно. Пракатись, праветрись, падумай. На магилы радных сходи. Эта святое… Какие там у тебя еще дела, забыл?
— Марцевич.
— Шакал, каторый на хадячих мертвэцах дэньги делал? Барахлишко-залатишко на крошка хлеба мэнял?
— Он самый.
— Дрянь-челавек. Даже без челавек. Проста — дрянь, савсем плахой, да. Убьешь его?
— Не знаю… Нет, наверное, не смогу. На мне и без того столько душ загубленных висит.
— Не зарэкайся! Жызнь заставыт, ищо не так извэрнешьса. А если не убьешь — зачэм?
— В рожу ему — либо плюну, либо суну. Или — и то и другое. По ситуации.
— Думал, ты акончательно мужчина, а ты еще, мала-мала, мальчык… Ты прасил совета? Так вот, саветую: не тарапись! Сыщи Марцэвича, присматрись харашенька, абнюхай там вокруг… И — вазвращайся. Я тебя ждать буду. Скажешь свае решение. Если выберешь "против НИХ", а не "с НИМИ заодно", памогу. Падскажу, как этому шакалу атамстить. Без смертоубийства. Но так, чтобы слезы лил. Дагаварылись?
— Договорились. Спасибо тебе, Халид. И за совет, и за… все остальное. При первом же случае рассчитаюсь, в долгу оставаться не привык.
— А-а… Не беры в голаву! — беспечно отмахнулся Халид. — Эта тебе спасыбо.
— Мне-то за что?
— Забыл, кагда паследний раз с нармальным, харошым челавеком разговарывал. Кругом, панимаешь, сплашные Фильки! Тьфу!
— …Вот потому-то нам, работникам музейного дела, особенно дорога и близка статья 67-я нашей родной Конституции. Где говорится о том, что "забота о сохранении исторических памятников и других культурных ценностей — долг граждан СССР". В настоящее время, по самым скромным подсчетам, в нашей стране более 80 миллионов советских людей посещают музеи, знакомятся с памятниками старины и истории советского общества, участвуют в различных торжественных церемониалах…
Хороший сегодня выдался денек. Директор галичского экскаваторного завода товарищ Трубников сдержал обещание, и в 9:00 служебный заводской автобус ПАЗ-652 был подан, как и договаривались, прямо к музею. Он был предоставлен в полное распоряжение Ирины на весь день. Опять же — с погодой повезло. Так что, добравшись до Унорожского городища [105]
, они с ребятами успели не только хорошенько поработать на этюдах, но еще и искупаться, организовать подобие пионерского костра и полакомиться запеченной в золе картошкой.В Галич возвратились в начале пятого. Выгрузив подопечный детский народец там же, у музея, и взяв с ребят слово, что все эскизы и наброски они доведут до ума в ближайшие пару дней, Ирина подошла к водителю пазика. Немного смущаясь, протянула десятку. К слову, очень серьезная, по ее доходам, сумма. Ну да нынешняя вылазка того стоила.
— Да вы что, Ирина Петровна! — возмутился водила. — Да это не вы мне, я вам приплатить должен! За своего оболтуса. Раньше уж с такими обормотами водился — страх и горе! А как в ваш кружок поступил — не узнать парня.
— Ой! Извините, а вы?..
— Я буду отец Миши Железнякова. Иван Николаевич Железняков.
— Миши? Простите, я не знала. Ну какой же он оболтус? Очень славный мальчик. И не бесталанный. Неусидчивый немножко, это да. Но рука, кисть хорошо поставлены. И вообще… фантазия, воображение дай бог каждому в его возрасте.
— Во-во, — усмехнувшись, подтвердил водила. — С его фантазиями мы только чудом до учета в детской комнате милиции не дотянули. Но теперь, вашими стараниями, Ирина Петровна… Короче, денюжку вы свою уберите. Нынешний рейс мне на заводе оплатят. Директор лично распорядился.
— Спасибо вам, Иван Николаевич. И товарищу Трубникову, как увидитесь с ним, тоже огромную благодарность от меня передайте.
— Всенепременно, Ирина Петровна. Счастливо.
Пазик, натужно зафырчав, покатил на завод, а Ирина, вполне собою довольная, поднялась на крыльцо и, толкнув старую, дореволюционной ковки дверь, нырнула в прохладу сыроватого, с извечными комарами, музейного предбанника.
И вот здесь-то ее радужное настроение с ходу и приподопустили.
— Ирка?! Ты? Ну наконец-то! — метнулась к ней кассирша, а по совместительству уборщица тетя Глаша. — Где тебя черти носят?!!
— Как это где? Мы с ребятами в Унорож на этюды ездили! Я же эту поездку больше месяца выбивала!
— Да знаю я! И угораздило тебя именно на сёдня ее! Выбить!
— А что случилось?
— Комиссия случилась. Из костромского управления культуры. Во главе с этим козлищем, с Пономаренкой.
— О нет! — простонала Ирина. — Только не это!
— С двух часов у нашей директрисы заседают. Мало того, еще и сучку эту, Элеонору Рудольфовну, из РОНО, позвали. А она на тебя давно зуб точит… В общем — натурально как снег на голову. Хотя… уж лучше бы и в самом деле заместо них снег пошел.
Раздосадованная Ирина бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Вслед донеслось озабоченное причитание тети Глаши:
— Ирк! Ты там только того… Не возникай! С этими костромскими связываться — себе дороже. Просто молчи и кивай: дескать, была не права, отдельные ошибки признаю, приму к сведению…