Юность Барона. [3 книги]

Дождавшись, когда такси уедет, Барон перешел на противоположную сторону улицы и прошествовал с полквартала назад. Следуя профессиональной привычке, он никогда не озвучивал таксистам настоящего адреса, ибо опыт показывал, что те, как правило, обладают отменной зрительной памятью. Через пять минут он оказался возле дома, в котором квартировал Шаланда. Загодя посланный сюда человек от Халида предупредил старого приятеля о вечернем визите, так что в хату Барон заходил, не беспокоясь о том, что его тут не ждали…

Словно бы и не минуло недели с момента его последнего визита на эту воровскую малину. В насквозь прокуренной, пьяно гомонящей комнате за столом обнаружились всё те же. Разве что сам стол сегодня был накрыт много богаче.

— Ба-а! — восторженно откликнулся на заход питерца Казанец. — Их превосходительство Барон прибыть изволили!

— Хлеб да соль, бродяги. Но коли уж взялся следовать правилам этикета, к барону, не состоящему на службе, следует обращаться "их благородие".

— Во дает! Шпарит как по писаному!

— Присаживайся, Бароша, присаживайся, гость дорогой. Надеюсь, хотя бы в этот раз откушаешь с нами?

— Всенепременно, Шаланда. Всенепременно. По правде сказать, нынче я — голодный аки волк.

— Вот и добре.

Казанец тем временем озабоченно заглянул под стол, осматривая расставленную там батарею бутылок, большею частью уже пустых.

— А напитки-то у нас катастрофически испаряются! Я, пожалуй, метнусь за добавкой, а, Шаланда? Пока гастроном не закрылся.

— Сиди, я схожу, — поднялся со своего места Гога, вызвав немалое удивление подельников. Ибо ранее в подобных "благородных" поступках замечен он не был. — Все равно мне еще… того… папирос купить.

— А и то. И сгоняй. Тебе физические упражнения только на пользу, — благодушно дозволил Шаланда. — Барон! А ты пока харчись, дорогой! Жировка у нас нынче по высшей категории!

— А всё твоими молитвами, — угодливо уточнил Казанец.

— Харчись и рассказывай. Как сам? Как Питер? Как девки питерские?

— Братцы! — взмолился Барон. — Не портите обедню! Дайте хошь серёдку набить, чтоб краешки заиграли.

— Всё-всё, умолкаем… Но водочки-то выпьешь?

— Не откажусь. Я ж из Ленинграда, а у нас там не пьют всего четыре человека. Да и то потому, что руки заняты.

— Это кто ж такие занятые будут?

— Парни с конями. Те, что на Аничковом мосту стоят.

Московская гоп-компания дружно заржала. Аки те кони, что на Аничковом…

* * *

Часа через полтора, когда была выпита уже и изрядная часть принесенного Гогой спиртного, Шаланда, пошатываясь, прошествовал на кухню, где под фальшь-половицей он хранил ватажный общак. И вскоре возвернулся с неизменно радующей взор каждого строителя безденежного коммунистического общества пачкой дензнаков, торжественно выложив ее перед Бароном.

— Твоя доля, друг сердешный. За вычетом комиссионных Халиду. Не беспокойся! Со стариком я рассчитался, так что более никто никому ничего не должен.

— Премного.

Барон небрежным жестом смахнул деньги со стола.

— Еще картина осталась, — напомнил Казанец.

— Точно! Барон, ты там, в своих невских палестинах, на живопи`сь, случаем, никого не подписал?

— Пока нет, но активно работаю в этом направлении. Потенциальный клиент категорически не желает брать кота в мешке. И я его отчасти понимаю. Слишком высок в этих и без того узких кругах оборот подделок. Холст под лупой смотреть надо, пальца`ми щупать… Потому, если высокое собрание возражать не станет, я бы забрал его с собой? Так будет проще общаться с коллекционерами.

— Да ва-аще без проблем! Забирай и увози отседова эту дуру. Лично мне только спокойнее будет.

С этими словами Шаланда распахнул створки платяного шкафа и достал спрятанный под грудой шмоток свернутый трубочкой холст.

— Не понял? Ты что, прямо здесь его, на хате, хранишь?

— Ты ж сам сказал беречь от сырости? Значит, подвал и чердак отметаем, в дровяном сарае не оставишь. И куда ее прикажешь сувать?

— Согласен. Погорячился. Вопрос снимается. — Барон прошел в прихожую и вернулся с оставленным там чертежным тубусом.

— Видал-миндал? — зашептал на ухо Казанцу Гога. — Дескать, "как высокое собрание решит". А сам загодя тарой под картину обеспокоился.

Упаковав холст, Барон подхватил с блюдца соленый огурец и смачно похрустел, зажевывая перегарное послевкусие.

— Ну всё, братцы! Как говорится, в гостях хорошо, а дома — и солома едома. Пошкандыбаю я.

— Да ты чё?! Даже не посидели толком! — возмутился Шаланда. — Не, Барон, не знаю, как у вас в Питере, но в столице так дела не делаются!

— Тем более скоро девки срамные нарисуются, — подтвердил Казанец. — Ох и загуляем!

— Да на фига мы, убогие, такому расписному сдались? Он бабки взял, картину забрал. А поскольку больше здесь взять нечего, таперича можно и ручкой сделать.

— Грубый ты человек, Гога, — тщательно взвешивая слова, отозвался на очевидную дерзость Барон. — Запомни на будущее: не след людей, всех скопом, персональным аршином мерять. Я это тебе потому говорю, что у тебя лицо вроде неглупое.

— Да уж не дурнее других прочих будем.