«Юность». Избранное. X. 1955-1965

Я остановился перед своею памятью,
молча остановился,
         как перед папертью,
и всматриваюсь в нее, где я жил
                давно,
еще отходчивый на добро,
где я жил в дали невнятной,
еще незнаемой, за триста земель…
Как будто попал я на карусель,
и все раскручивается обратно!..
Моя карусель догоняет годы,
и я увидел: идут пешеходы,
тридцать один, один за одним.
— Обождите! — кричу я им. —
Я ведь — вы, тридцать второй…
Но молча скрылись они за горой.
(А карусель несется по кругу
с тиши на тишь, с вьюги на вьюгу,
несет с валунов на валуны,
с беды на беду, на вину от вины!)
И годы я догоняю опять:
— Куда вы идете!
— Тебя догонять!
— А что вы несете в мешках
             за спиной!.
Но молча скрылись они за горой.
(А карусель летит все быстрей,
кружит лошадок и снегирей,
а карусель несется назад,
мимо земли, где братья лежат,
мимо сполохов, мимо звезд,
мимо маминых, горлом, слез,
мимо дней и лун… И, звеня,
кружит, кружит, кружит меня!)
Стой, карусель, стой, память моя!..
Но снова явственно вижу я:
идут мои годы в пустынных песках,
уносят сыпучий песок на плечах.
От ночи до ночи, от дня и до дня,
тридцать два молчаливых меня.
— Ребята, примите меня! — я кричу.
Вот так я за ними кружу и кружу.
А карусель все круглей и круглей,
и тридцать два человека на ней,
а карусель несется сама —
память моя и моя земля.
(На этой земле мне не лечь и не
               сесть,
и нет остановки круженью, чтоб
               слезть).
И нет остановки, и все на краю;
я вслушиваюсь в нежность свою,
и я смотрю из тридцать второй тиши
и осматриваю: болеешь, скажи!
И она отвечает начистоту:
— Это я, твоя нежность, расту
и становлюсь все нежней и нежней…
А память кружится, и над ней
солнце, медленное, сырое.
…И кружится во мне
сердце тридцать второе.

Возвращение