Юность Моисея

Снова стали вспоминаться годы учения, проведённые в храме Амона-Ра. Тогда всё будущее было неизвестным, настоящее — трудным, а прошлое — пригодным лишь к воспоминаниям. Теперь же прошлое и будущее переплелись в один жёсткий жгут, или это сама природа плетёт из прядей времени затейливую косичку? Только выбранный им путь нельзя оставлять ни на минуту. Кто знает, возможно, сакральное убийство произошло, как преграда на выбранном пути, как стремление сломать иерофанта?

Хозарсиф долго ещё так молился, и вдруг взошедшее уже над землёй светило послало ему в глаза солнечного зайчика. Это было так неожиданно, что юноша вздрогнул всем телом, как будто почувствовал пощёчину, посланную ему из запредельного мира за совершённые грехи.

Путник понял, что молитва его услышана, что ему помогут справиться с жизненными проблемами, но боялся поверить в правильность истолкованного. Ведь он не испытал ещё путь очищения, хотя каялся искренне. И всё же, искреннее покаяние — и есть та заслуга, та работа, какую выполняет душа на долгом и коротком пути к Божьему Престолу.

Ослик давно уже шёл медленно и, наконец, остановился пощипать придорожных акаций, чуя, что седок общается с запредельностью, и ему сейчас нет дела до уходящей вдаль накатанной кочевыми кибитками дороги. Хозарсиф машинально слез с ослика и совершил земной поклон в сторону светила. Ведь оно действительно является Истиной, которая так трудно достигаема.

Ему всё же хотелось верить, что прощение когда-нибудь будет получено. А ведь в подземелье храма Амона-Ра несколько лет назад было постижение Колодца Истины, и часть этого постижения послужила настоящим началом мистерии посвящения Осириса. Путь, пройденный тогда, следовало запомнить навечно. Тем более, кроме одиннадцатого символа колеса, с лежащим на нём сфинксом, в зале присутствовало ещё двадцать одно изображение, которые являлись тайной бытия. Ему почему-то вспомнились тогдашние слова первосвященника Мембры:

— Истину можно найти только в себе самом или совсем не найти. Лотос долго растёт под водой, прежде чем раскрывается его цветок. Если раскрытие должно совершиться, то необходимо ждать, когда это время настанет.

Значит, необходимо ждать и отпущенное ему время обязательно настанет. 

Глава 7

Опять библейские предсказания? Верны ли они? Иногда сами пороки относятся к ним с величайшим сомнением.

Сначала переживаешь пору, когда веришь во всё без всякого основания, затем короткое время — не во всё, затем не веришь ни во что, а потом вновь — во всё. И притом находишь основания, почему веришь во всё…

Г. К. Лихтенберг

В «тронном зале» дворца, как его в шутку прозвал Публий Марон Вергилий, струилась тишина, будто в этом огромном здании живых вообще не было. Лишь изредка мелькнёт тень какого-нибудь слуги, и опять нет никого. Такая традиция введена была во дворце великим поэтом в силу того, что он не терпел присутствия посторонних именно в то время, когда Муза нисходит к нему, играя на арфе и тут же подбрасывая ему строки для записания, размышления и уточнения.

Этому никто не должен был мешать чуть ли не под страхом смерти, потому что Муза — женщина довольно капризная и сходит с небес не всякий раз. Слуги, научаемые дворецким, давно уяснили суть работы хозяина и умели скрывать свои хозяйственные дрязги от глаз величайшего из великих. Именно так величали Вергилия благородные мужи сената, а поэту только оставалось благосклонно склонять многомудрую голову в ответ на бесчисленное количество доброжелательных высказываний.

Только здесь, в своём дворце, за добрую тысячу стадий от Рима, вдалеке от сената и разношёрстной римской публики философ чувствовал себя благодатно. Дворец поэта также чувствовал себя не покинутым, когда хозяин возвращался из шумного Рима. Он даже радовался, когда хозяина посещали гости, ведь тогда человек мог похвалиться перед посетителем изысканной архитектурой здания, огромным фруктовым садом и даже несколькими атриумами.

Вот и сейчас двое патрициев в белых тогах разгуливали меж портиками. Октавиан Август, император Рима, любил иногда побеседовать с известным далеко за пределами Римского царства поэтом, мыслителем и философом. Прогулка не мешала их мирной беседе, и оба с удовольствием уделяли время бесхитростному общению.

— Ты знаешь, Вергилий, — размышлял вслух император. — Ты знаешь, я первый среди равных и восстановлению моей республики, моего государства посодействовали многие из твоих произведений. Даже Меценат отзывается публично и с большим уважением о твоих произведениях. Кстати, его дворец тоже в этих краях?