Юридические аспекты организации и деятельности Парижского Парламента во Франции

Известный поэт и юрист XVI–XVII вв. Ги Кокий утверждал, что «Франция управляется монархической властью, но эта власть не абсолютна, она сама управляема определенными законами. Поскольку король вступал на престол на основании действующих законов государства, то, если он нарушал их, он сам утрачивал легитимность» (курсив мой. — Е.К.)[482].

Также говорил и юрист, королевский адвокат, впоследствии Генеральный прокурор Парижского Парламента А. Луазель: «Франция — это наследственная монархия, умеряемая законами»[483]. «Одним из главных прав королевской власти является издание законов для общего управления государством. Законы и ордонансы короля должны быть изданы и удостоверены Парламентом… иначе они не будут иметь обязательной силы для подданных» (курсив мой. — Е.К.)[484].

В XVII–XVIII вв. выходят работы знаменитых философов и правоведов, сторонников ограниченной монархии: Вольтера, Шарля Луи Монтескьё, Жана Жака Руссо.

Так, Вольтер (наст. имя Франсуа Мари Аруэ) (1694–1778) критиковал тиранию как форму правления. Тиран для Вольтера — это «правитель, не признающий иных законов, кроме своих прихотей, присваивающий имущество своих подданных, а затем вербующий их в войско, чтобы отнимать собственность у соседей» (курсив мой. — Е.К.). Политическими идеальными для Вольтера были голландская республика и английская конституционная монархия[485].

Шарль Луи Монтескьё (1689–1755) в своих трудах попытался обосновать наиболее разумную форму государственного правления, основанную на законах, согласующуюся с человеческой свободой (конституционную монархию с разделением властей)[486].

Жан Жак Руссо (1712–1778) в своих исследованиях говорит о том, что, став наследственными, правители «привыкли рассматривать свою магистратуру как семейное имущество, а самих себя — как собственников государства, которого они первоначально были лишь должностными лицами» (курсив мой. — Е.К.)[487].

Руссо предлагает создать новое государство путем общественного договора, где верховная власть будет принадлежать народу: «одна только общая воля может управлять силами государства в соответствии с целью его установления, каковая есть общее благо». Как и другие французские просветители, Руссо ставил во главу угла в новом государстве законы, для обеспечения свободы и равенства людей[488].

Таким образом, опора на принцип «общего блага», осмысление королевской персоны как политического института помогли теоретикам монархической власти, к числу которых относились и члены Высшего суда королевства, предусмотреть ограничения произвола государя.

Соответствующие ограничения могли быть сформулированы только посредством двух процедур — отправления правосудия и законотворчества.

Именно через регистрацию королевских указов, с помощью права ремонстрации Парижский Парламент стремился к праведному и законному правлению. Проверяя ордонансы короля на наличие в них «незаконного положения», Высший суд королевства позиционировал себя защитником суверенной власти монарха от угрозы перевоплощения ее в тиранию.

Как отмечал российский историк Малинин Ю.П., право регистрации королевский ордонансов, закрепленное за Парламентом, и в теории, и на практике означало определенный приоритет закона перед волей короля, которая подлежит контролю Парламента, являющегося блюстителем закона[489].

Однако, как уже было сказано выше, начало XVI века ознаменовало смену формы правления государства Франция — переход от сословно-представительной монархии к абсолютной.

Французские короли, стремясь к сильному централизованному государству, с суверенной королевской властью, стараясь подавить столь вольные представления об ограниченности монархии, а также притязания

Высшего суда королевства на «продолжение института короля», всячески ограничивали столь мощное орудие Парижского Парламента как право регистрации королевских актов и вытекающее право ремонстрации.

Так, уже при регистрации королевского ордонанса 1563 г. на заседании Парламента король Карл IX (1560–1574) выступил с речью следующего содержания: «он король свободный в своих решениях, несмотря на свою молодость, он берет в свидетели свою мать и членов Совета и заявляет, что у него есть любая власть. Он запрещает Парламенту вмешиваться в дела, касающиеся государства, осуществлять справедливость — единственная его задача»[490]. Высший суд королевства может делать свои ремонстрации, но если король выразил свое желание зарегистрировать акт, судьи должны подчиниться и «не играть роль опекунов непрерывными и несвоевременными вмешательствами»[491].

Содержание данной речи нашло отражение в королевском законодательстве.