Юридические аспекты организации и деятельности Парижского Парламента во Франции

24 февраля 1673 г. королем Людовиком XIV (1643–1715) была принята радикальная Декларация (см. Приложение № 3)[503], в которой устанавливались правила регистрации королевских актов и уточнялись условия применения ремонстраций: «поскольку важно для нашей службы и для блага нашего государства, чтобы наши ордонансы, эдикты, декларации и письма-патенты, касающиеся общих дел, исходящие от нашей власти и «собственного движения», были постоянно регистрируемы в наших судах…тем более, что различные интерпретации, которые были даны положениям ст. 2,5 Ордонанса от апреля 1667 г., могли принести вред нашей службе и благу нашего королевства из-за опоздания в исполнении наших приказов, мы сочли уместным объяснить засим…»[504].

Так, Декларация предписывала Генеральному прокурору по получении им текста какого-либо королевского «ордонанса, эдикта, декларации или письма-патента по общественным делам либо по правосудию или финансам, исходящих от нашей единственной власти и «собственного движения», немедленно информировать об этом первого президента Парламента или того, кто заменяет его в его отсутствие, и просить о созыве заседания Высшего суда королевства. Такое заседание должно быть проведено в течение трех дней с момента сообщения, на котором Генеральный прокурор представит текст регистрируемого ордонанса, эдикта, декларации или письма-патента. На данном заседании проект королевского акта будет подвергнут обсуждению[505].

Парижский Парламент должен был зарегистрировать указанные королевские акты «чисто и ясно без изменений и ограничений»[506].

Тем не менее, право ремонстрации после регистрации акта оставлялось за Высшем судом королевства, но учитывать замечания парламентариев теперь было не обязательно: «где наши суды сочли необходимым свои ремонстрации по поводу их содержания, протокол будет этим наполнен и постановление составлено, после того, как безусловное решение о регистрации будет дано.». «Ремонстрации будут нам сделаны или представлены в течение недели нашими судами из нашего славного города Парижа или другого, которые будут находиться в местах нашего пребывания, и через 6 недель нашими другими судами в провинциях». Только в случае, если поправки парламентариев «нам покажутся обоснованными и уместными», они будут учтены.

Повторные ремонстрации запрещались: «наши суды не смогут дать приказ о новых ремонстрациях в отношении наших первых и вторых писем»[507].

Причины принятия столь жесткого королевского акта, регулирующего полномочия Парламента в сфере законодательства, различные: во-первых, не последнюю роль сыграло направление внутренней политики Людовика XIV, а именно крайняя централизация государственной власти; во-вторых, король был целиком поглощен войной с Голландией и нуждался в дополнительных денежных средствах на покрытие военных расходов.

Решение данной проблемы — принимать все новые налоговые акты. Соответственно, быстрая их регистрация была политическим императивом, необходимым дополнением к эффективной военной стратегии.

Именно настрой Людовика XIV, сформировавшийся в нем при созерцании Фронды, на максимальное укрепление королевского суверенитета, а также срочностью принятия новых налоговых ордонансов для покрытия военных трат, объясняется ужесточение порядка регистрации.

Многие ученые полагают, что в 1673 г. королем Людовиком XIV право ремонстрации Парижского Парламента было вовсе отменено[508]. Данное утверждение является не совсем верным.

Декларация 1673 г., очень строго регламентирующая право на ремонстрацию, не отменяет его как таковое. При более тщательном изучении документа выясняется, что единственное введенное ею новшество — это отмена приостанавливающего характера ремонстраций и ограничение срока процедуры.

И Ордонанс 1667 г. и в особенности декларация 1673 г. требовали немедленной регистрации королевских актов, тем не менее, в дальнейшем в текст могли вноситься поправки с учетом сделанных ремонстраций, но согласно Декларации они уже были не обязательны.

Последствия данной реформы оказались действенными. Отныне парламентарии, если и вносили поправки в королевские указы, то лишь «постфактум». По выражение министра финансов Франции XVII в. Жана Батиста Кольбера: «парламентские разговоры так устарели, что их уже никто не помнит»[509].

Примечательно в данном контексте запись кюре сельского прихода Сен-Сюльпис в своей приходской книге под заглавием «Примечания о 1715 годе»: «Людовик XIV, король Франции и Наварры, умер 1 сентября сего года… Парламенты более не имели власти: они были вынуждены принимать и регистрировать все эдикты, какими бы они ни были, столь могуществен и абсолютен был король»[510].

Парижский Парламент не остался бездействовать при столь явном притязании на свои полномочия.