Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради

Сразу и не поймёшь – а чего, собственно, они метались: жгли свои книги, бились в припадках, мечтали – "эх, пострадать бы!" Теперь они украшают интерьер также, как и картинки на стенах – репродукции из журнала "Огонёк".

Пока не откроешь и не вчитаешься.

А ведь живут ещё люди, рождённые во времена Парижской Коммуны. И те, кто увидит Солнце звездой, уже здесь.

Как всё близко и рядом! Протяни руку и схватишь за бороду какого-нибудь Генриха Четвёртого.

Люди идут по времени, как по улице. Но кто-то толкает их в спину и не даёт ни остановиться, ни повернуть назад.

Я жду, когда новый Уатт изобретёт паровую машину времени.

Расстояние измеряется световыми годами, а время – тёмными километрами. Где-то в изгибах пространства находятся двери, ведущие в иные времена.

Пройтись бы по шумным улицам города времени. Где на одной площади строятся римские когорты, а на другой распевают марсельезу; по одной улице гонят мамонта, на другой раскапывают его кости для музея. Я бы зашёл в "Глобус", посмотреть на тень отца Гамлета – похожа ли она на свои портреты? В этом городе у меня много родни, людей, которых я знаю и понимаю, с которыми мне хочется говорить.

Психология изучает человека, математика изучает числа. История изучает человечество, астрономия изучает вселенную. Должен быть какой-то общий знаменатель, нечто связывающее такие, казалось бы, далёкие друг от друга науки. Мир целен, это мы не в силах охватить его весь, разбиваем его на отдельные части. Уже давно стало понятно, что естественные науки – физика, химия, биология – изучают одно и тоже, но с разных сторон. Я думаю, это справедливо для любой науки – будь это химия, будь это история, будь это психология. Всё это разные стороны одной науки познания.

Искусство тоже познаёт мир, но иными путями. Не разумом, а чувством пытается оно постигнуть те же тайны. И это роднит его с наукой.

Страница химических формул напоминает стихотворную поэму. Теория относительности на книжной полке Господа Бога стоит рядом с Гамлетом. Работа астронома похожа на труд художника. Открытие новой звезды – ещё один штрих на картину вселенной.

Древние люди считали Землю центром вселенной. Все остальные планеты и Солнце вращались вокруг неё. Это льстило их древнему самолюбию. Даже такой учёный человек, как Аристотель, поддался этому заблуждению. Человеку приятно, что всё вокруг него вертится.

Поэтому потом, когда будущие христиане придумали своего Бога, они уговорили его сделать вселенную по Аристотелю. Он не возражал – ему какая разница?

Потом произошла какая-то путаница и люди забыли, что они придумали Бога, и стали думать, что он придумал их. Чего не бывает, когда очень хочется?

Постепенно все древние недоразумения приобрели характер священный и неприкасаемый. Учёные многим рисковали, пытаясь исправить какую-нибудь очевидную глупость. Особенно свирепствовала священная инквизиция – своего рода секьюрити Господа Бога. Немало учёных сгорело на костре – такая тогда была дикая традиция.

Поэтому Коперник, заявивший, что на самом деле Земля крутится вокруг Солнца, поступил очень мудро, немедленно умерев. Иначе его затаскали бы по судам инквизиции и ничего хорошего для него из этого бы не вышло. Нет, очень мудрый человек. Выкрикнул, что хотел, и убежал. А инквизиция осталась у разбитого корыта.

Вот другому учёному, Галилею, в этом смысле не повезло. Инквизиция заставила-таки его ползать на коленях и отрекаться. И хоть говорят, он чего-то там бормотал, уходя, мол – а всё-таки она вертится, но удовольствие уже было испорчено.

Учёные люди любят порядок. Они любят всё расставлять по полочкам, всё заносить в таблицы. У них голова так устроена.

Взять хотя бы известную периодическую таблицу элементов. Говорят, она приснилась Менделееву во сне. Охотно верю. Ведь наши сны – это только отражение нашей жизни. Учёному и не может присниться коралловый остров или извержение Везувия. Ему должны сниться таблицы, формулы, графики. На худой конец – Платон с Аристотелем под ручку.

Если бы мне снились таблицы, я бы назвал это кошмаром. Но Менделеев, похоже, был очень доволен. Наверно улыбался во сне, как невинный младенец.

Я не удивлюсь, если Ферма доказал свою теорему тоже во сне. А проснулся – и сам не смог вспомнить. Вот помнит, что доказал, а как? – из головы вылетело. С тех пор многие мучаются, пытаются доказать то, что Ферма доказал во сне. Даже премию какую-то назначили тому, кто докажет.

Вообще-то сны – удивительная вещь. Вот ребёнку снится, что он летает. Поэты говорят – душа растёт, учёные говорят – тело. Ну в общем, чего-то растёт – вот он и летает. Но я думаю – это мечта.

Когда человек засыпает, его мечты просыпаются. Они днём спят – скучно им днём. А ночью просыпаются и вырастают в сны.

Тот же Менделеев, наверно, всю жизнь мечтал – как бы эту кучу элементов упорядочить? Как бы их, стервецов таких, в шеренгу поставить? И эта голубая мечта однажды нарисовала ему во сне желанную таблицу.

Мечта – это крылья нашей души, поднимающие над суетой. Бескрылые души – как бескрылые птицы. Зачем они? – Бог весть…