Читаем Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара полностью

Один из романов Маркеса, написанный уже после получения Нобелевской премии, называется «Любовь во время чумы». Переводчики сознательно изменили название романа, включая его в наш культурный код (в оригинале – «Любовь во времена холеры»). Конечно же, никакой чумы в начале ХХ века, когда романное действие завершается соединением счастливых любовников, уже не было, речь идет о холерном карантине, но пушкинский «Пир во время чумы» оказывается значимее исторических реалий. Маркес создал, пожалуй, уникальное произведение, показывающее, что любви всей жизни можно дождаться, если терпеливо ждать, и в глубокой старости она еще более остра и ценна, чем в молодости. Любовь, потерянную в ранней юности, человек лелеял всю жизнь и получил свою возлюбленную в глубокой старости, что не помешало насладиться обоим всеми прелестями любви и чувственной, и духовной. Маркес соединяет юность, когда любовь вспыхнула, со старостью, когда судьба позволила героям соединиться, обнаруживая нерушимую связь времен в частной судьбе.

Сходство композиционной структуры двух романов про любовь – «Любовь в эпоху перемен» и «Любовь во время чумы» – не только в названии, которое соединяет частное и историческое время. Оно и в композиционной структуре, которую избирают оба писателя, испытывая потребность в соединении частной судьбы и национально-исторических событий: в стране Карибского региона на рубеже XIX–XX веков и в России на рубеже ХХ – XXI веков. Различие между ними состоит в том опыте, который извлекают из этого соединения писатели. У Маркеса – радостная песнь любви, победившей всемогущее время. У Полякова – реквием светлым надеждам обманувшей нас эпохи перемен.

Грустный получился роман…

Очень часто предметом рефлексии писателя оказывается литературная среда и скрытые механизмы ее функционирования.

Литературная среда

Мельничук Е.П. , аспирант кафедры истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса филологического факультета МГУ


Механизмы литературной жизни подробно исследуются в двух произведения «Козленок в молоке» и «Веселая жизнь, или секс в СССР». Оба произведения содержат ироничные зарисовки литературного быта писателей: как устроена жизнь в «храме литературы» – в ЦДЛ, на дачах писателей – в Переделкино, в Союзе Советских писателей. Это и хлесткие описания литературных группировок, сложившихся в это время: «искренние и непримиримые ветераны партии и литературы», «патриотически мыслящая часть писательского сообщества», «самая многолюдная группа либерально настроенных писателей». Это и проникновение в тайные механизмы писательского успеха, разоблачение литературных мифов. А. Большакова подробно исследует в своей статье «Незаконный сын соцреализма», как в романе остроумно разоблачается технология создания литературных мифов – как в советской системе, так и в мировом пространстве тоже. В романе «Козленок в молоке» рассказчик выступает в роли мифолога, пытающегося «разобраться в блудливом механизме внезапного, ничем не оправданного успеха». Одну историю писательского успеха мы узнаем из рассказа о прозаике Чурменяеве, авторе сочиненного им в юности романа «Женщина в кресле» (где описывается, как некая дама, раскоряченная в гинекологическом кресле, пытается найти в себе Бога). Автор романа безуспешно рассылает рукописи иностранным издательствам, которые возвращают ее с «кисло-сладкими замечаниями». Успех приходит, когда по совету «одного тертого диссидента, общеизвестного несколькими грамотно организованными скандалами», он вкладывает в папку с рукописью несколько сотен незадекларированных долларов, и рукопись вместе с деньгами конфискуют на таможне. Ловушка срабатывает: автора срочно принимают в Союз писателей, чтобы потом сразу исключить, о чем становится известно Западным СМИ. Так, Чурменяев просыпается знаменитым. Для Полякова очевидно, что творческий успех не всегда зависит от таланта, а иногда достаточно счастливого стечения обстоятельств, скандала, интриги, да и просто случайности, чтобы проснуться известным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Структура и смысл: Теория литературы для всех
Структура и смысл: Теория литературы для всех

Игорь Николаевич Сухих (р. 1952) – доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского университета, писатель, критик. Автор более 500 научных работ по истории русской литературы XIX–XX веков, в том числе монографий «Проблемы поэтики Чехова» (1987, 2007), «Сергей Довлатов: Время, место, судьба» (1996, 2006, 2010), «Книги ХХ века. Русский канон» (2001), «Проза советского века: три судьбы. Бабель. Булгаков. Зощенко» (2012), «Русский канон. Книги ХХ века» (2012), «От… и до…: Этюды о русской словесности» (2015) и др., а также полюбившихся школьникам и учителям учебников по литературе. Книга «Структура и смысл: Теория литературы для всех» стала результатом исследовательского и преподавательского опыта И. Н. Сухих. Ее можно поставить в один ряд с учебными пособиями по введению в литературоведение, но она имеет по крайней мере три существенных отличия. Во-первых, эту книгу интересно читать, а не только учиться по ней; во-вторых, в ней успешно сочетаются теория и практика: в разделе «Иллюстрации» помещены статьи, посвященные частным вопросам литературоведения; а в-третьих, при всей академичности изложения книга адресована самому широкому кругу читателей.В формате pdf А4 сохранен издательский макет, включая именной указатель и предметно-именной указатель.

Игорь Николаевич Сухих

Языкознание, иностранные языки
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии / Языкознание, иностранные языки