Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара

Ничипоров Илья Борисович, доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ, священник Русской Православной Церкви

Роман Юрия Полякова «Козленок в молоке» (1995) представляет сатирическое изображение литературной среды и общественного климата позднесоветской поры. Застольные эпизоды имеют в произведении лейтмотивный характер и, выведенные во многих гастрономических, психологических, историко-культурных подробностях, придают парадоксальное освещение центральным персонажам и сюжетным коллизиям. Застольная тематика романа соотнесена с изображением писательских кругов 1980 – начала 90-х гг., личных и творческих судеб персонажей в контексте «эпохи перемен». Примечательно внутреннее «структурирование» «общепитовского» текста романа: ресторан, буфет в Центральном Доме литераторов, пивные ларьки в Мытищах в период «перестроечной» антиалкогольной кампании, а также домашние застолья. Гастрономический аспект «Козленка…» парадоксальным образом соотносится с постмодернистским экспериментом по искусственному моделированию фигуры писателя как безликого носителя расхожих социально-политических идеологем.

Проза Ю.Полякова 1980—2010-х гг. стала пристрастной художественной летописью «эпохи перемен», затрагивающей сферы социальной, частной, культурной жизни[36].

Романы «Козленок в молоке» (1995), «Веселая жизнь, или Секс в СССР» (2019) живописуют хитросплетения литературного быта второй половины века и постсоветской поры. В первом из них колорит времени, творческих, личных, общественно-политических взаимодействий особенно ярко передан в сквозных застольных эпизодах. «Ресторанно-гастрономические подробности»[37], искусно вписанные в карнавализованную картину мира, где, начиная с заглавия, обыграны ветхозаветные сакральные установления о разделении мясной и молочной пищи[38], доносят до читателя насыщенный вкус «культурного бульона рубежа 80-90-х годов»[39].

Предпосланные роману размышления о постмодернистской ситуации конца века, когда «мы живем в эпоху литературных репутаций»[40] и зачастую сам «текст не имеет никакого значения», – художественно воплощены в авантюрном сюжете произведения. У нескольких завсегдатаев Дубового зала Дома литераторов в порыве «алкогольного романтизма», в состоянии готовности «пить, что есть» возникает идея на спор «за два месяца» сотворить из «первого встречного дебила… знаменитого писателя». Объектом эксперимента, «странным литературным гомункулусом»[41] оказывается недоучившийся в ПТУ Витек Ака-шин из Мытищ – «здоровенный кудряво-конопатый парень, не знающий, куда деть свои огромные красные ручищи». «Столик Дубового зала ресторана ЦДЛ, бессчетные бутылки пива, настойка «амораловки», эдакий эликсир, дающий иллюзию вдохновения»[42] знаменуют для персонажей не только «бегство от экзистенциального вакуума»[43], но и игровое, актуализированное «как раз накануне гласности» противоборство с обанкротившимся литературно-политическим официозом.

Застолье в ЦДЛ образца середины 80-х, непременно сопровождаемое пивом с раками и рыжиками, служит атмосферным фоном завязавшейся интриги и выступает пограничьем слабеющего властного дискурса и наступающей контркультуры, запутанным клубком частных и общественных отношений. Примечательна в романе пестрая мозаика проявлений ресторанной литературной богемы. В этом зале сочиняются амбициозные околокультурные проекты, вдохновенно витийствует критик Закусонский, который «твердо считал талант своей глубоко личной принадлежностью и наличие талантов у кого-либо еще полагал такой же нелепостью, как копыта у болонки». Днем тут кипит ресторанная жизнь, на ее «спасительный огонек стягивались злоупотребившие вечор труженики пера», которые подчас неосознанно пытаются заглушить «профессиональный ужас собственной бездарности и бесплодности», предать забвению несбывшиеся творческие мечты и, смакуя гастрономические удовольствия, тешат себя иллюзией предстоящих художественных открытий: «Но уже после нескольких рюмок водки, закутанных рыбной солянкой, где в золотисто-оранжевой лимфе плавает желтый полумесяц лимонной дольки и с самого дна таращатся иссиня-черные маслины, жизнь постепенно начала наполняться смыслом, думы обретать внятность, а литературные образы тесниться в голове, как гости в лифте. И вот человек, который всего полчаса назад просто не хотел жить, уверенно сидит за столиком, и на лице его играет мудрая улыбка тихого победителя жизни».