Юстиниан

Описывая этот набег, Агафий Миринейский винил Юстиниана: «…император раньше покорил всю Италию и Ливию, провел успешно эти величайшие войны и первый, так сказать, среди всех царствовавших в Византии показал себя не на словах, а на деле римским императором. Но эти и подобные деяния были совершены, когда он был еще молод и полон сил. А теперь, в конце своей жизни, уже и состарившись, он, казалось, отказался от трудов и предпочитал скорее сталкивать врагов между собою, смягчать их, если необходимо, подарками и таким образом их кое-как сдерживать, чем доверяться самому себе и постоянно подвергаться опасностям. Поэтому он легко переносил ликвидацию легионов, как будто в них в дальнейшем совершенно не было нужды. Это нерадение охватило и тех, которые занимали вторые должности в управлении государством, на обязанности которых лежало обложение подданных налогами и снабжение войска необходимым. Они часто открыто обманывали [воинов], часто выплачивали содержание гораздо позднее, чем должно. Затем эти люди, искушенные в обманном по отношению к народу крючкотворстве, пересматривали списки и требовали обратно уже выплаченное. Честь и достоинство их заключались в том, чтобы возводить на воинов одно обвинение за другим и отнимать у них пропитание, и, как будто в приливе и отливе вод, то же количество, которое было доставлено воинам из податей, не знаю каким способом, выливалось обратно и возвращалось, откуда пришло. Так пренебрегали защитниками и борцами, и те, теснимые нуждой, покидали военное поприще, в котором были воспитаны, и расходились по разным местам, избирая другой образ жизни. Большая часть средств, предназначенных для войска, разбрасывалась бесчестным женщинам, возницам цирка и людям мало пригодным для полезных дел, но зато преданным удовольствиям, занимающимся с каким-то безумным усердием и дерзостью только внутренними смутами и цирковыми спорами и другим, еще более бесполезным, чем эти. А следствием этого было то, что вся Фракия и местности, прилегающие к столице, были лишены войск, беззащитны и поэтому были проходимы и легко доступны для варваров»[400].

В этот раз старику Юстиниану пришлось если не лично командовать войсками, то надзирать за восстановлением Анастасиевой стены: с Пасхи до августа 559 года василевс с этой целью пребывал во Фракии, в древнем Перинфе, называвшемся в ту пору Фракийской Гераклеей. Впрочем, самой веской причиной, побудившей императора временно покинуть столицу, могла стать чума: «черная смерть» вновь посетила Константинополь весной и летом 558 года, правда, не в тех масштабах, что ранее.

В мае 559 года после бегов в честь дня Города (они состоялись не 11, а 13 мая) «голубые» напали на «зеленых» сначала в центре Константинополя, а потом в районе порта Неория — там располагались склады купцов, многие из которых были прасинами. Их соперники переправились из Сик-Юстинианополя и начали жечь порт и всё, что было рядом. Беспорядки в центральной части Города длились два дня, сгорел дом префекта претория Петра Варсимы. Восстание подавили комит экскувиторов Марин и куропалат Юстин. Столичный эпарх Геронтий больше двух месяцев вел следствие о зачинщиках и многих казнил. Летом волнения аналогичного свойства произошли в Кизике. Тогда же, летом, по Городу провезли пойманных где-то язычников, после чего сожгли их книги и статуи их божеств.

В сентябре 560 года по столице пронесся слух о смерти недавно заболевшего императора: Юстиниан, страдая сильными головными болями, долго не показывался на публике. Город охватила анархия, шайки разбойников и присоединившихся к ним горожан громили и поджигали дома и хлебные лавки. Беспорядки утихомирила лишь распорядительность синклита, который по этому поводу собрался и приказал Геронтию незамедлительно вывешивать на самых видных местах бюллетени о состоянии здоровья государя и устроил праздничную иллюминацию. В декабре «был большой пожар в пристани Юлиановой, и сгорело много домов и церквей от начала пристани до Прова. — Была также великая смертность в Киликии и Аназарве и Антиохии великой; были и землетрясения; и ссорились между собою православные севериане, и было много убийств. И послал царь Зимарха, комита восточного, который наказал бесчинных, и многих отправил в ссылку, лишил имущества, и казнил членоотсечением»[401].

В октябре следующего года венеты и прасины затеяли драку чуть ли не напротив кафисмы, в которой находился василевс. Их попробовали разнять, но ничего не вышло. Димоты разбежались по Городу, они убивали друг друга камнями, взаимно грабили имущество противных партий. Объединившись и скандируя лозунги типа «Жги там, жги здесь! Прасин не показывается!», венеты отправились жечь кварталы «зеленых», а прасины с аналогичными кличами, в свою очередь, запалили Месу, где стояли дома многих «голубых». Юстиниан обвинил прасинов, приказал арестовать многих из них и, несмотря на просьбы жен и матерей (которых охрана гоняла палками), помиловал только к Рождеству.