Южный горизонт (повести и рассказы)

Нижняя кошма юрты была приподнята, и с речки тянуло приятной прохладой. За юртой взад-вперёд носились люди, мчались мальчишки на призовых скакунах. После обеда должна состояться байга, и опытные лошадники заранее разогревали коней, готовясь к предстоящим скачкам. Молодежь столпилась вокруг охрипшего магнитофона, извергавшего неистовую какафонию. Автолавки гостеприимно распахнули двери, продавцы, разложив товары, зычно зазывали покупателей. Неподалеку стояла небольшая юрта с красным флагом. Перед ней, на зеленой лужайке, с безразличным видом сидели старики и старухи. Тощий, длинноволосый джигит, размахивая газетой, читал лекцию, должно быть, о международном положении. Аульные старики не прочь послушать о том, как израильтяне измываются над потомками пророка. О том и Мысыр не раз рассказывал чабанам.

А этим, в юрте, ни до чего не было дела. Куырдак и арак разморили их, и теперь они, отрыгиваясь и поглаживая животы, громко, вразнобой говорили о том, о сем. И только двое не принимали участия в бестолковой беседе: шофер Дильдабай, с унылым видом сидевший у порога, и фельдшер Мысыр, чутко прислушивавшийся к шуму за юртой.

Белоголовки одна за другой исчезали с дастархана, и друзья-приятели горланили все громче. Мысыру это надоело, и он потянулся было к выходу, но нагаши Аяпберген сделал рукой неопределенный жест и прокричал визгливо:

— Стой, племянник! Не уходи. Поедем, козочек постреляем.

Мысыр не сразу понял.

— Какие еще козочки?!

— Обыкновенные. Дикие, горные. — Аяпберген заливисто рассмеялся, хлопнул Кунтуара по бедру. — Верно я говорю, а?..

— Так точно! — Кунтуар подался вперед всем своим тучным телом, юлой закрутил опустевший стакан. — Давай, наливай!

Маленькой пухлой ладошкой Аяпберген прикрыл горлышко бутылки.

— Эй-эй-э!.. Хватит. Сейчас поедем.

— Ну и что? Жалко тебе?!.. Наливай!

— И не подумаю.

— А я говорю, наливай, Аяпберген.

— Пей, но тогда с нами не поедешь..

— Это еще почему?!

— С пьяным какая охота?

— А… Ну, ладно…

Судя по разговору, об охоте они договорились заранее. Неспроста прихватили с собой старого охотника. Ведь ружье-то его. Только что за охота с одним ружьем? Должно быть, погулять решили, поразвеяться. Да как бы не опоздать к началу байги. Но дядя развеял его сомнения: к обеду, к байге они обязательно вернутся, а полакомиться свежим мясцом дикой козы и он, наверное, не прочь… Мысыр только повел плечами и заметил:

— Что ж… Только уж больно печет сегодня, надо бы питье прихватить.

В спешке никто его не послушал. К чему, думали, лишний груз: через час-другой снова примчатся сюда;

Дильдабай молча потоптался вокруг машины, налил в радиатор воды, попинал на всякий случай баллоны.

Аяпберген по привычке сел рядом с шофером, остальные разместились на задних сидениях. В юрте было прохладно и уютно, а в "виллисе", крытом брезентом, воздух накалился, как в бане. Стоял нещадный июльский зной, и все мгновенно стали исходить потом. Грузный, рыхлый Кунтуар обмахивался платком, тяжело дыша и ерзая.

— Ойбай, дорогой, — наконец прохрипел он шоферу. — Гони скорей! Не то задохнемся в твоей душегубке.

* * *

Юркий "виллис" долго шнырял по увалам и лощинам, но охотники не заметили ни одного зверька. Тогда помчались в пустынную степь, простиравшуюся к северу от Черных гор. Прошло часа два, как они покинули джайляу "Майши", а Карамерген ни разу не вскинул ружье. В газетах часто звучала тревога по поводу того, что в степях почти не стало зверья и дичи. Мысыр убеждался теперь в этом собственными глазами. А ведь совсем недавно, когда Мысыр был мальчишкой, сколько было вокруг разной живности! Бывало, фазаны стайками взлетали из-под каждого куста. Прямо под носом проскакивали степные зайцы, то здесь, то там пламенем мельтешили лисьи хвосты. А косули и антилопы, спасаясь от метели, иногда табунами врывались в аулы. Перепуганное животное становилось легкой добычей не только опытных охотников, но даже аульных сорванцов и собак. А теперь у каждого ружье, машина. Сиди себе на мягком сидении, мчись по степи, да знай, постреливай налево-направо.

Тоскливо было на душе Мысыра. Вокруг, куда ни посмотри, простиралась бурая голая степь. Она словно распласталась, задремала под нещадно палящим солнцем. Жгучие лучи слепили глаза. Унылая, однотонная степь, вернее, полупустыня, сливалась у горизонта с выгоревшим, таким же унылым небом;