Уцелевшие разведчики вбежали в лес, растревожив голые кусты шиповника. Внезапно деревья расступились, образовалась поляна. Глеб как чувствовал, что надо бежать сломя голову! И никакая это не трусость, а вынужденный отход! Справа из-за деревьев злобно застучал пулемет. Значит, была вторая группа, и он интуитивно это чувствовал! Полетели, кувыркаясь, «колотушки». Обливаясь кровью, грянул оземь Варшавин. Первый взрыв прогремел далеко, второй – совсем рядом. Осколки достались бегущему справа Меркулову, а Шубин довольствовался взрывной волной. Он упал, раскинув руки, но автомат не выпустил. Голова кружилась, куда-то плыло бездонное небо. Звон в ушах нарастал, вызывал тошноту. В голове все прыгало и вертелось. Глеб сделал попытку приподняться, но удалось лишь перевернуться на бок. Он увидел Меркулова, который бился в агонии.
Контузия у Шубина была серьезной, но пока до него это не доходило. Почему он не может подняться? Вроде не ранен… Глеб видел окружающие предметы как в тумане: зашевелился кустарник, пролаяла очередь из немецкого автомата. Из-за дерева на обратной стороне поляны, картинно закатив глаза, вывалился красноармеец Зиганшин и остался лежать на боку. Из кустарника вылезли двое – до упора экипированные, в касках, обтянутых серой тканью. Они стали осторожно приближаться. Зиганшин был жив! Обманули дурака на четыре кулака! Он, лежа на боку, застрочил из «ППШ» с вытянутых рук и оскалился. Немцы падали тоже картинно – но не притворялись. Боец, продолжая гримасничать, поднялся, расставил ноги и осмотрелся. Зря он это сделал – прогремела короткая очередь. Улыбка сошла с лица Зиганшина, и он повалился лицом вниз. В кустах, откуда стреляли, началась возня. Дрались люди. На поляну выкатились двое: красноармеец Велиханов и коренастый спецназовец. Они яростно боролись, валтузили друг дружку. Боец схватил спецназовца за ворот, мощно встрянул. Каска слетела с головы, затылок ударился об узловатый отросток корня. Этой заминки хватило, чтобы Исмаил дотянулся до ножа спецназовца (свой где-то посеял), с огромным удовольствием перерезал немцу горло. Прямо от души отлегло, заодно и вспомнилось, как надо резать барана. Кровь хлестала, боец увлекся, забыв про все остальное. Сзади подошел еще один упитанный спецназовец, выстрелил из пистолета Велиханову в голову. Шубин поднял автомат, рука дрожала. Солдат уперся в него тяжелым взглядом, нахмурился. Автомат задергался, избавляясь от порции патронов. Спецназовец точно подавился, рухнул как куль. Шубин тоже откинул голову. Она закружилась, как карусель в воскресный день…
Захрустели ветки, из-за деревьев стали выскакивать люди, в упор стреляя по кустам.
– Живой наш капитан! – Голос, кажется, принадлежал лейтенанту Коваленко.
Шубина подхватили под мышки (он упорно не хотел расставаться с автоматом), куда-то поволокли. Тащили долго: он успел потерять сознание и снова очнуться. Тот же разреженный лес, пушистые елочки. Теперь его тащили двое, их лица расплывались.
– Постойте… – прохрипел Шубин. – Я сам могу…
– Да будет вам, товарищ капитан, терпите. – Голос точно принадлежал лейтенанту. – Пока еще ходить научитесь, нас точно оприходуют…
Лучше бы не каркал! В лесу вдруг вновь началась стрельба.
– Падайте, мать вашу! – заорали знакомые голоса. – Здесь яма!
Коваленко с силой толкнул Шубина, и тот покатился в низину. Коваленко же прыгнуть не успел, и этот момент капитан запомнил на всю жизнь. За спиной у лейтенанта взорвалась граната, он вздрогнул, как-то странно посмотрел на командира и покатился вниз. Кто-то бросился к нему, перевернул на спину.
– Убили лейтенанта, вот гадство!
Грохотало со страшной силой. Стреляли все кто мог. К сожалению, Шубин к этой категории не относился. Руки были ватные, они просто не могли ничего держать. Но он пытался приподняться, принять участие в баталии. Состояние улучшилось, но позднее, когда закончился бой и установилась хрупкая тишина. Его подняли несколько человек, он пошел сам, а сбоку лишь поддерживали. Жизнь возвращалась, он мог уже не только идти, но и бежать. Впрочем, постоянно куда-то заносило, но на этот случай рядом имелись верные товарищи…
Уже не стреляли. Продолжался муторный кросс. Все мозговые усилия уходили на то, чтобы не споткнуться. Смутно помнился короткий привал, Глеб обводил глазами присутствующих. Размытые пятна превращались в знакомые лица: сержант Прыгунов, Леха Кошкин, красноармейцы Ярцев, Васильченко, Бандурин… Все, что осталось от трех полностью укомплектованных взводов. Все пятеро пристально смотрели на командира, словно ждали чего-то. Грязные, всклокоченные, в потеках и брызгах крови.
– Вы в порядке, товарищ капитан? – строго спросил Прыгунов.
– Теперь да, – пробормотал Глеб. – Сам пойду… Где мой автомат?
– Вот, держите. – Кошкин с готовностью положил ему на колени «ППШ». – Я же вам в оруженосцы не нанимался, верно? Сами таскайте свое железо, в нем все равно патронов нет.