Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

Ефремов – практик. На кончиках его пальцев сотни миллионов лет. Поэтому его теории жизненны, это не плод абстрактных рассуждений кабинетного учёного. Он изучает эволюцию жизни и неожиданно делает выводы в стиле Л. С. Берга, чей фундаментальный труд «Номогенез» об инвариантности биологической эволюции и предварении признаков ляжет одним из краеугольных камней в только формирующиеся тогда идеи Ефремова о космической конвергенции разума. Но не забудет он и про Дарвина, не раз упомянет его в своих романах. Берг и Дарвин – тоже противоположности, сплавленные в тигле исследовательского духа Ефремова.

К концу 40-х годов перед нами – один из крупнейших палеонтологов планеты, чьи харизма руководителя и мужское обаяние неудержимы.

И вдруг – литература. Литература с совершенно новой концепцией: «приключения мысли»! Знаменитая «диалектика души» Л. Н. Толстого, равно как и «подполье» Ф. М. Достоевского, отражали важнейший этап становления индивидуальной рефлексии, первого проникновения в глубины бессознательного, предвосхищая эпоху неклассической науки – Эйнштейна, Юнга, Шпенглера. На этом фоне «приключения мысли» Ефремова подняли планку до уровня нарождающейся сейчас постнеклассики с её синергетическими воззрениями, квантовыми и трансперсональными взглядами на человека. Творческая мысль у писателя предстала во всей непрерывной динамике и пылком развитии – по сути дела, отдельным персонажем, скелетным каркасом произведений. Эзотеричность этого феномена ещё не осознана ни филологами, ни психологами, ни философами. Следует понимать: втянутость повествования внутрь ментальных слоёв отразила рождающееся понимание преобразующей роли психики и благотворности чистого, устремлённого движения одухотворённой мысли. Позже Ефремов открыто напишет о том, что дух – не функция материи, как то утверждали ортодоксальные марксисты, но её высшая форма. И, соответственно, сознание определяет бытие не меньше, нежели бытие – сознание.

На стиль новоявленного писателя обращают благожелательное внимание такие корифеи отечественной литературы как А. Н. Толстой, П. П. Бажов, Л. А. Кассиль. Его идеями вдохновлены С. П. Королёв, В. П. Глушко и В. А. Сухомлинский.

Ефремов пишет так, как никто до него. Он первооткрыватель и здесь, в совершенно новой для себя области. Ему удаются поразительные, словно бы движущиеся описания природы, в том числе инопланетной, он вводит в повествование геологический пейзаж, фиксирует художественным словом далёкий космос, людей ноосферного будущего с их тончайшими психологическими переливами, столь непонятными большинству наших современников. И переводит в художественную русскую речь сложнейшие и важнейшие диалектические идеи, до того имевшие право на существование лишь в рамках философских трактатов.

Подобно тому как Гагарин стал воплощением интуиции К. Э. Циолковского о первом космонавте, так и первопроходец Ефремов в полной мере воплотил проницательную мечту Н. К. Рериха: лучшее слово о будущем будет сказано на русском языке! И тем неизмеримо преумножится слава и красота русской речи.

Особенность ефремовской диалектики – в её открытости, устремлённости в далёкое будущее и глубокий космос не только по форме, но и по существу. Непрерывно проступают незамеченные ранее связи и потаённые смыслы, распахивающие совершенно новые горизонты и лишающие эту космическую и вместе с тем глубоко интимную философию признаков академической завершённости. Говоря о диалектике, следует подчеркнуть особо: Ефремов осознал и сумел показать другим, что диалектика – это не мёртвая, абстрактная теория, а живая суть развития нашего мира. Всё в мире развивается закономерно, по спирали, через возникновение и преодоление противоречий. Он видел это в любом явлении нашего мира.

Его произведения захлёстывает поток интереснейших мыслей, чувств и описаний, протаивающих одно сквозь другое и образующих магический кристалл-фрактал, побуждающий к непрерывному радостному познанию нашего сладостного и жгучего мира…

В своём уникальном мировоззрении Ефремов синтезировал социально-утопическую мысль и марксизм, биологию Берга и психологию Юнга, Роджерса и Фромма, русский космизм Вернадского и Циолковского, восточную философию и Живую Этику.

Ефремов был истинным учёным, для которого познание было радостью и питало смыслами жизнь. Недаром про себя он говорил, что он доктор Науки, науки как таковой, вне условных делений с их условными методиками и частными методологиями. При этом их инструментарием он владел на высочайшем уровне, раздвигая их рамки мощными междисциплинарными обобщениями. Практика – критерий истины для Ефремова. А методология познания – живая практическая диалектика.