Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца

Счастливое будущее империи олицетворяли дети, которые со своими дядьками и гувернантками составляли значительную долю гуляющих. Специально для них в боскетах, за живыми изгородями были устроены площадки для игр[1616].

В николаевские времена Летний сад представлял собой едва ли не самую семантически и символически насыщенную локацию города, живую иллюстрацию к максиме, приписываемой А. Х. Бенкендорфу: «Le passé de la Russie a été admirable; son présent est plus que magnifique; quant à son avenir il est au delà de tout ce que l’imagination la plus hardie se peut figurer»[1617]. В этом царстве установленной и охраняемой государством гармонии был уместен именно памятник общенациональному наставнику – «дедушке Крылову».

Так культ Крылова встраивался в большой политический миф о России, и с ним в этот миф на равных со Славой и Процветанием – двумя измерениями успешности государства XVIII столетия – входила Культура как новая мера национального успеха, рожденная эпохой романтизма.

Выбрать в этом символическом пространстве конкретное место для памятника Крылову оказалось непросто[1618]. Сначала Николай остановился на площадке перед парковым фасадом Кофейного домика, прямо на пересечении двух крупных аллей. Соответствующее распоряжение он дал 29 декабря 1849 года, но точка была выбрана явно неудачно, и в июне 1853‑го последовало уточнение: ставить памятник ближе к зданию, «чтобы вокруг статуи был свободный проезд для прогуливающихся верхом»[1619].

Ил. 113. Площадка перед Кофейным домиком в Летнем саду. Гравюра К. К. Шульца по рис. И. Я. Мейера. 1850.

Работа над монументом была завершена в начале апреля 1854 года, и 20 мая император разрешил приступить к установке, однако вмешались события исторического масштаба. Война, получившая название Восточной, или Крымской, с переменным успехом шла уже второй год, но тут плохие новости посыпались как из рога изобилия: отступление от Силистрии и из Дунайских княжеств, бомбардировка французскими кораблями Соловецкого монастыря, взятие британцами русской крепости Бомарсунд на Аландских островах… К тому же в Петербурге холера, пик эпидемии пришелся на июнь. А в августе воле императора неожиданно воспротивился Клодт. Он предложил другое место – в боскете, известном как Французский партер, «на круглой площадке, где обыкновенно играют дети», вместо стоявшей там статуи Дианы. Но Николаю было уже не до монументов в Летнем саду. Его царствование вступало в трагический эндшпиль, и англо-французская эскадра стояла в Финском заливе, в 15 верстах от Петергофа. На просьбу принять окончательное решение он лишь раздраженно ответил, чтобы памятник ставили на одном из двух мест[1620].

Последнее слово осталось за скульптором. Он выбрал площадку в боскете, что царь и утвердил 15 августа 1854 года[1621]. В то время, говоря словами одного из первых исследователей города И. И. Пушкарева, это была

площадка подле главной аллеи, скрытая от взоров гуляющих густым шпалером акаций. Она назначена для игр и забав детей, собирающихся сюда во множестве; для этого на ней насыпано столько песка, что дети могут бегать, резвиться и даже падать без всякой опасности[1622].

Другой бытописатель Петербурга А. П. Башуцкий добавляет, что там «стояла прежде на розовом мраморном пьедестале белая мраморная статуя с рожками на голове, изображающая Луну»[1623]. По иронии судьбы, переносом Луны-Дианы из боскета будет руководить Теребенев[1624].

Впрочем, несмотря на распоряжение Николая «о безотлагательном допущении барона Клодта к производству работ»[1625], до установки памятника дело так и не дошло. В ходе войны произошел очередной драматический поворот: в первых числах сентября 1854 года союзники высадились в Крыму и взяли в осаду Севастополь.

Николая I не стало 18 февраля 1855 года, и столица на полгода погрузилась в траур. Тем не менее с наступлением строительного сезона к проекту вернулись – теперь уже с санкции нового императора. Дело было за Министерством двора, в ведении которого находился Летний сад. Наконец 16 мая обер-гофмаршал граф А. П. Шувалов отрапортовал министру, что 12‑го «бюст» баснописца Крылова был водружен на постамент[1626].

Последним по времени установки скульптурным монументом в столице был парный памятник Кутузову и Барклаю де Толли, открытый в 1837 году. Таким образом, к 1855 году выросло уже целое поколение петербуржцев, никогда не видевших открытия подобного объекта.