Казалось бы, всё – и редкость самого события, и необычный выбор места, назначенного самим государем, и слава Крылова, и художественные достоинства работы Клодта – клонилось к тому, что открытие этого памятника станет весьма ярким событием. Вспомним аналогичные церемонии в провинции с их молебнами и панихидами, шествиями чиновников, духовенства и гимназистов, освящением памятника, речами и торжественными обедами. Однако обстановка весны 1855 года в Петербурге не благоприятствовала празднествам. Город продолжал жить в режиме официального траура. Петербуржцы храбрились, но в виду Кронштадта опять стояла британская эскадра, а из Крыма приходили вести о многодневных бомбардировках Севастополя. В тот самый день, когда памятник Крылову установили в Летнем саду, флот союзников занял Керчь и проник в Азовское море. И холера снова посетила Петербург. Эпидемия была слабее, чем в прошлом году, но тоже накладывала неизбежный отпечаток на общественную жизнь столицы.
Как следствие, никакого открытия не было вовсе. Событие, которое в свое время замышлялось как историческое, совершилось тихо и незаметно, словно рутинные работы по благоустройству сада.
Члены Крыловского комитета осмотрели готовый монумент через день – 14 мая. На этом их миссия была завершена, оставалось лишь произвести расчет со скульптором и распорядиться остатком собранных средств в сумме 2462 рубля 91 ¾ копейки серебром. 30 мая они приняли решение передать эти деньги «в пользу раненых и семейств убитых в Крыму в настоящую войну».
В настоящее время, – говорилось в записке от имени Комитета, поданной императору министром народного просвещения Авраамом Норовым, – <…> всякий русский сочувствует страданиям многочисленных жертв Отечественной войны и, конечно, теплая душа Крылова была бы проникнута тем же чувством[1627].
Так крыловский памятник оказался включен в военный контекст – единственный имевший тогда значение[1628].
Высочайшее повеление о передаче денег последовало 23 июня[1629], и в тот же день Александр II пожаловал Клодту орден св. Анны 2‑й степени «в изъявление благоволения нашего к отличному искусству и таланту вашему, вновь доказанным вами при сооружении в Санкт-Петербурге памятника баснописцу Крылову»[1630]. Никакого интереса к самому монументу император не проявил.
И наконец, 4 июля 1855 года Крыловский комитет собрался на последнее заседание и принял решение о своем роспуске.
6
Появление в городе нового памятника было замечено не сразу. Только 15 мая, на третий день после его установки, воскресный фельетон «Санкт-Петербургских ведомостей» как бы между прочим упомянул об этом:
Если вы не были в Летнем саду уже несколько дней, то советуем вам съездить туда и посмотреть на пьедестал, барельефы и памятник И. А. Крылову, которые поставлены уже на место. Памятник поставлен в четверг вечером. <…> Толпы веселых детей сбегаются уже посмотреть на своих знакомых зверков и радостно рассказывают вслух ту или другую басню. <…> Мы как-то недавно рассказывали вам, что прежде были выставлены в Летнем саду изображения из басен Эзопа; теперь место Эзопа займет общий наш дедушка Крылов[1631].
Фигура баснописца не привлекла внимания журналиста; он только констатировал, что «лицо очень похоже», и занялся описанием анималистических композиций пьедестала.
15 мая город праздновал Троицу, 16-го – Духов день, и в Летний сад, как обычно, устремились толпы гуляющих. Это и была настоящая «премьера» памятника Крылову.
«Северная пчела» сообщила о новинке только 17 мая. В разделе городской хроники было коротко отмечено, что «весь памятник больших размеров, поражает своею красотою и теперь постоянно привлекает к себе любопытствующих»[1632]. А 19‑го в еженедельном фельетоне высказался сам Булгарин. Это был не столько репортаж, сколько победный клич: