Иван Саввич Никитин

Ищи добра, броди впотьмах, Покуда, свету божьему помеха,

Лежит повязка на глазах...

Кажется, вот-вот откроется тайна скитаний героя, спадет с его глаз повязка и

предстанет мир, где не только полны закрома, но и полна высшего смысла жизнь

человека-труженика. Он бродит по свету, так и не находя внутренней, духовной опоры

крестьянского бытия. Неугомонный Тарас пытается развеять свою неутешную тоску в

борьбе с гроз? ной стихией («Схватил весло, — и тешился грозою, По гребням волн

перелетал»), в разудалом дружном напеве («Гуляй, ребята! Вот моя мошонка! Да

грянем песню... помогу!»), однако опять никнут его неосознанные порывы и грызет

душу смутный непокой. Подался герой в бурлаки, исправно тянул лямку, но и эта адова

работа не вышибла из его головы какой-то одолевающей его потаенной мысли.

Непонятен этот силач-добряк и друзьям:

«Вот мы вчера к Тарасу приставали,

Куда, — не пьет! Такой чудак!» — «А что, Тарас, ты, право, крепче стали», —

78

Сказал оборванный бурлак...

«Где ж доля-счастье?..» — спрашивает «стальной» мужик и не находит ответа,

погибая в разбушевавшихся волнах при спасении товарища. А может, измученный и

опустошенный, добровольно нашел конец в пучине?..

Хотел он крикнуть — замерло дыханье.

И в воздухе рукой потряс, Как будто жизни посылал прощанье,

И крикнул — и пропал из глаз...

Поэма-загадка. Главный герой — напрасно погибшая народная силушка. Все

комментаторы «Тараса» в один голос заявляли о незавершенности произведения,

несоответствии заложенного в нем мощного духовного потенциала облег^ ценной

развязке. В поэме, замечает Н. Н, Скатов, не было опоры на широко охваченную жизнь

народа. По замыслу автора, «Тарас» должен был представлять крестьянскую эпопею, в

которой масштабно ставились самые насущные вопросы современности. А. С.

Суворин, свидетель создания этой вещи, писал: «...Задумана была поэма, как нам

известно, в широких размерах: Тарас должен был пробиться сквозь тьму препятствий,

побывать во всех углах Руси, падать и подниматься и выйти все-таки из борьбы побе-

дителем! Никитин хотел сделать его олицетворением энергии...»

Почему же поэт не выполнил поставленную задачу? Во-первых, между^началом

работы над поэмой и ее завершением пролегло время, изменившее художественное

мировоззрение Никитина от романтических представлений до реалж> тических, чему

способствовала и сама эпоха ломки обветшалых российских устоев. Во-вторых, у

автора не имелось еще достаточного опыта овладения трудным лиро-эпическим

жанром. В-третьих, русская литература не дала еще тогда примеров, когда героем

поэмы выступал бы крестьянин. Не ставили перед собой такой рискованной задачи ни

Н. П. Огарев, ни Н. А. Некрасов, ни другие поэты, которых особенно волновала судьба

мужика. Известен лишь «очерк в стихах» И. С. Аксакова «Бродяга» (первая часть

напечатана в 1852 г.), но и его нельзя рассматривать как удачную попытку

«окрестьянить» поэму. Так что, ^ можно сказать, Никитин своим «Тарасом» опередил

других поэтов, задолго до Н. А. Некрасова поставив вопрос, «кому живется весело,

вольготно на Руси»,, предвосхитив изображение тех явлений, к которым в будущем

обратится демократическая литература.

Критики «Сороки» (такое имя получил никитинский герой-непоседа в

первоначальном варианте) упрекали поэта за композиционную рыхлость произведения;

«невыдержанность» характера народного заступника, растратившего свою энергию в

бытовых неурядицах. Однако нельзя отрицать в Тарасе незаурядную крестьянскую

личность с явно выраженными общественными инстинктами, естественность этой

натуры, ощущающей непосредственную связь с природой, выступающей, как правило,

на стороне правдоискателя. Пейзажные картины в поэме, написанные сочно,

колоритно, как бы восполняют недостаток психологической глубины в обрисовке

новоявленного Ильи Муромца. Это и неброская среднерусская равнина, и шумно-

пестрая вольница Дона, и раздолье казачьей степи. Привлекательна фольклорно-сказо-

вая речь персонажей, великолепно передающая оттенки иос настроений и

характеров.

Автор анонимной рецензии в «Современнике» назвал «Тараса» «украшением»

книги, где она печаталась. Были на поэму и холодно-сдержанные критические отклики.

Позже отношение к этому произведению колебалось — от вежливо-почтительного до

восторженного. Симпатизировавший музе Никитина поэт Сергей Городецкий так

определял глубинное значение этого сочинения* «...громче гибели Тараса звучит

вопрос, обращенный к черной, потной, закабаляющей навек жизни: «А радости? иль

нет их в тёмной доле?», «Трудись, трудись... но жить когда?» Этот властный голос жиз-

79

ни, желающей быть свободной и прекрасной, раздавшийся из уст степного поэта,

составляет, быть может, главную и до сих пор недостаточно еще понятую тему его

поэзии, тему,

которой предстоит власть над сердцами поколений более прочная, чем темам

гражданского плача».

«ДЕЛО НАСТАЛО ЖИВЫМ»

«ПРИКОВАННЫЙ сокол»

«Властный голос жизни» — голос борьбы за свободу закрепощенного народа — все

отчетливей слышится в стихотворениях Никитина зрелого этапа творчества. В период

первой революционной ситуации в России эти произведения звучали как призыв