Иван Саввич Никитин

личного освобождения крестьян без земли в течение двадцати лет. Объясняющийся по-

французски русский барин, комментировал Никитин, пуще всего страшится слова

«свобода», боится раскрытия литературой общественных язв. Можно предположить,

что свое возмущение позицией «русского барина» автор строк «Падет презренное

тиранство...» передал молодому приятелю Л. П. Блюммеру, выступившему позже, как и

Д. И. Писарев, против клеветнической брошюрки Шедо-Ферроти (Фиркса),

направленной в адрес Герцена.

Высочайшее положение о «даровании» крепостному народу свободы было

объявлено в Воронеже 10 марта 1861 г.

«Манифест об освобождении крестьян был принят; довольно-холодно», ^ писал

Никитин по этому поводу и беспокоился, что «в некоторых закоулках нашей святой

Руси йе обойдется без больших или меньших волнений, а это было бы грустно».

Поэт не ошибся в своем предвидении. Как и по всей стране, в Воронежской

губернии вспыхнули крестьянские бунты. Отказавшиеся принять «Уставную грамоту»

крестьяне села Верхняя Тишанка подожгли помещичьи постройки, начали рубить

барский лес, оказывать сопротивление властям. Прибывшие три батальона солдат

учинили зверскую расправу над «смутьянами», позже многих сослали в Сибирь.

81

Губернатор Д. Н. Толстой вспоминал эту и другие экзекуции: «У меня в губернии

нашлось более 10 тысяч душ крестьян в одном уезде, оказавших открытое

неповиновение полиции. Я должен был ехать на место, взяв с собою командированного

ко мне генерала свиты Его Императорского Величества (Н. К. Мердера. — В. /С).

Неповиновение было прекращено только с помощью силы». Об этом побоище

сообщил^ «Колокол», за что, кстати, его сиятельство был очень обижен на Герцена.

Нельзя^ не упомянуть, что И. С Никитин к тому времени уже не питал иллюзий от-

носительно просвещенности своего бывшего издателя-мецената. «Г[раф] Т[олстой], —

писал он, — не оправдал надежд, которые возлагало на него- воронежское общество...»

— и далее говорил о тщеславных замашках титулованного администратора.

Среди других крупных крестьянских волнений в ответ на грабительские условия

реформы 1861 г. следует назвать бунт жителей Новохоперского уезда Воронежской

губернии. Пороли «свободных» мужиков здесь также нещадно. Участвовавший в

усмирении офицер П. М. Невежин, позже сочинитель, вспоминал в своем сборнике «В

бою и другие рассказы» об экзекуции в сельце Пыховка: «Большинство не выдержи-

вало физической боли и скоро выкрикивали согласие идти на работу, но добрый

десяток следовал примеру своего вожака, и им также «всыпано» было по двести

ударов». Поистине, как писал Никитин в стихотворении «Постыдно гибнет наше

время!..», «Нас бьют кнутом, нас мучат палкой, Дурачат, грабят, как хотят...» (эти

последние две строки автором были зачеркнуты в рукописи и не вошли в окон-

чательный текст).

Бурная общественная весна 1861 г. вызвала жаркие дискуссии об экономическом и

культурном будущем России. Демократ-просветитель Никитин нередко делился на этот

счет своими мыслями с Натальей Матвеевой,-несколько растерявшейся $

обстановке происходящих перемен и видев шей равнодушие простого народа к

реформе. «Его апатия^ т-убеждал ее поэт, — имеет исторический смысл, но она усту-

пит духу нового времени, духу просвещения и развития. Поймите, какое светлое

будущее ожидает наше потомство, какая лежит перед нами широкая дорога! У меня

дыхание охватывает от восторга, когда я об этом думаю!..»

Ненавидевший пустое фразерство Никитин обращается в это время к конкретным

просветительским действиям; в качестве содержателя книжного магазина-читальни

увеличивает число своих подписчиков до двухсот, хлопочет о выпуске воронежского

литературного сборника, участвует как официальный учредитель в открытии

воскресных народных школ (в одной из них в августе 1861 г, было до 170 учеников),

заботится о создании в городе общества распространения грамотности, женской

гимназии и т. д. Эти и другие полезные меры повышения народного самосознания

требовали энергии, времени и настойчивости. Не считаясь со своим слабым

-.здоровьем и занятостью книжной торговлей, он, по его словам, проводил эти идеи в

жизнь «направо и налево». Много позже появились историки, снисходительно

причислявшие все эти добрые начинания к так называемой «теории малых дел». Так

могли думать лишь абстрактные гуманисты-празднословы. Между прочим, царские

высокопоставленные чиновники смотрели на подобные «малые дела» иначе.

Известно, как подозрительно отнеслось правительство к неожиданным смелым

росткам народного просвещения. К примеру, министр внутренних дел в 1862 г. послал

всем начальникам губерний, в том числе и воронежскому, циркуляр, в котором, в

частности, негодовал, что «надзор за воскресными школами и народными читальнями

оказался недостаточным», что «под благовидным предлогом распространения в народе

грамотности люди злоумышленные покушались в некоторых воскресных школах

развивать вредные учения, возмутительные идеи* превратные понятия о праве

собственности и безверии».

82

Никитин не дожил до крушения своих демократически-просветительских надежд,