Иван Саввич Никитин

осторожно, чаще в добродушно-юмористических тонах, показывали представителей

клерикального мира.

«бсякая попытка беспристрастно осветить фактическое положение церковных дел,

— пишет А. Л. Котович, один из историков казенного благочестия, — легко попадала в

категорию «вредных для общественного мнения». Исследователь того же «ведомства»,

Н. А. Котляревский, замечает, что во второй половине XIX в, «тема в цензурном

отношении была почти что запретная».

«Воронежская беседа», где печатался «Дневник семина^ риета», проходила цензуру

в Москве в январе — марте 1861- г: Надзор вели Я. Прибыль и И. Бессомыкин; первого

из. них фольклорист А. Н. Афанасьев называл в одном из своих писем в Воронеж в

числе «идибтов и скотов», маяй*

чем отличался от него и другой стражник словесности. В результате «Дневник

семинариста» был урезан (исключена была сцена, где говорилось об инспекторе и

розгах, выброшены стихи Кольцова: «Чистая моя вера, Как пламя молитвы. Но, Боже! и

вере могила темна...»).

Трудная история прохождения в печати «Дневника...» — это его, т$к сказать,

внешний сюжет, но еще более сложной выглядит проблема внутренняя — то, как

созрело в Никитине сознание негодности всего института богословского образования и

воспитания.

Шелуха семинарского начетничества слетела с него не сразу. Процессу отрезвления

помогло знакомство с лучшими образцами отечественной и зарубежной словесности,

особенно притягательным был, по его выражению, «Свет ты наш Белинский!».

Его мысль двигалась явно в материалистическом направлении через осознание

природы, общества и человека. Пантеистическое 1 чувство Никитина чуждо

мистицизму, оно свободно и реалистично, недаром он провозглашал: «...Мать моя, друг

и наставник — природа...» Такое настроение противостоит ощущениям ранних русских

романтиков, видевших в природе непостижимую тайну. Не случайно поэт отрицал

эстетику В. А. Жуковского, «который почти во всю жизнь ездил на чертях и ведьмах,

оставляя в стороне окружающий его мир...».

Что касается восприятия Никитиным общественного устройства, то оно шло от

покорности современному ему правопорядку до решительного призыва к его коренной

ломке.

Наконец, о религии и человеке в никитинском миросозерцании. Проблема слишком

серьезна, чтобе ее решить мимоходом, но высветить главное возможно. В этом плане

87

примечательно признание поэта А. Н. Майкову 25 марта 1856 г.: «Помните ли, в своем

последнем письме ко мне Вы, между прочим, выразились так: старайтесь выработать в

себе внутреннего человека. Никогда никакое слово так меня не поражало! До сих пор,

когда я готов поскользнуться, перед моими глазами, где бы я ни был, невидимая рука

пишет эти огненные буквы: постарайтесь выработать в себе внутреннего человека»

(выделено Никитиным. — В. /С.). Мысль о нравственном самосовершенствовании

личности станет для него одной из излюбленных.

Реальная мечта о нравственно здоровом, морально кра-

1 Пантеизм — философское учение, согласно которому Бог безличен и тождествен

природе.

5 Заказ 819

129

сивом человеке роднит Никитина со Львом Толстым, предвещавшим его творчеству

большое будущее.

«Преждевременная смерть помешала Никитину утвердиться в материалистическом

понимании природы, — пишет Н. В. Головко, — но «Дневник семинариста»

свидетельствует о его стремлении понять основные вопросы бытия в духе передовых

философских идей своего времени».

«Дневник семинариста» — единственное прозаическое произведение Никитина,

-закономерное завершение его подступов к эпосу. К этому роду литературы он шел и

через постижение драматургических элементов искусства слова — недаром его

поэтические творения ^разыгрывались на многочисленных сценах, а в- письмах

содержится значительный сюжетно-игровой момент. Любопытный факт: один гастро-

лировавший в Воронеже актер еще в 1854 г. сообщил в «Санкт-Петербургских

ведомостях», что «даровитый согражданин Кольцова Никитин... намерен трудиться для

театра и написал уже несколько народных драматических сцен». Конечно, это были

лишь слухи, но весьма характерные.

Откроем «Дневник семинариста».

«Пишу то... что затрагивает меня за сердце», — исповедуется в своих записках

Василий Белозерский, пытливый и наблюдательный юноша, наделенный от природы

доброй душой и кротким характером. История духовного роста семинариста и

составляет содержание повести. Форма дневника как нельзя лучше отвечала замыслу

Никитина — раскрыть внутренний мир рядового разночинца. Традиционные рамки

дневникового жанра автор творчески расширяет — здесь и зарисовки крестьянского и

священнического быта, и сценки семинарской жизни, и портреты разных типов — от

мальчика на побегушках до профессора семинарии, что создает живую и цельную

картину одного из темных углов российской провинции.

Композиционно-сюжетной основой повести являются почти документальные

бытовые коллизии, но они нацелены не на дагерротипную обыденность, а на

типические явления. За каждым штрихом, за каждой деталью угадывается социальн'о-

психологический Портрет: вот пришибленная нуждой деревенская баба, которая «ходит

точно потерянная», вот спившийся от тоскливого «жития» псевдофилософ-ствующий