Тяжело, Феоктистов, тяжело, мрачно и душно…Мне, право, кажется, что какие-то темные волны без плеска сомкнулись… над моей головой, – и иду я на дно, застывая и холодея.
Я рад, что его хоронили в университетской церкви – и действительно нахожу вас счастливыми, что удостоились нести его гроб. Это будет одно из воспоминаний вашей жизни.
Что Вам сказать о впечатлении, произведенном его смертью здесь? Все говорят о ней, но как-то вскользь и холодно.
Однако есть люди, которых она глубоко огорчила. Другие интересы тут всё поглощают и подавляют. Вы мне говорите о поведении друзей Гоголя… Воображаю себе, сколько дрянных самолюбий станут взбираться на его могилу и примутся кричать петухами и вытягивать свои головки – посмотрите, дескать, на нас, люди честные, как мы отлично горюем и как мы умны и чувствительны – бог с ними… Когда молния разбивает дуб, кто думает о том, что на его пне вырастут грибы – нам жаль его силы, его тени… Я послал Боткину стихи, внушенные Некрасову вестью о смерти Гоголя. Под впечатлением их я написал несколько слов о ней для «Петербургских ведомостей», которые посылаю вам при сем письме в неизвестности – пропустит ли их и не исказит ли цензура. Я не знаю, как они вышли, но я плакал навзрыд, когда писал их [ТУР-ПСП. Т. 2. С. 124] [461]
.С середины 60-х годов Евгений Феоктистов, напуганный, как и многие другие вчерашние либералы, взрывоопасным ростом леворадикальных настроений в русском обществе, «меняет вехи» и переходит на крайне правый фланг. Быстро став «своим человеком» у М.Н. Каткова, гр. А. Толстого, а затем, уже в новом царствовании, и К.П. Победоносцева, он на всех своих постах рьяно проводит в жизнь ставшую государственной национал-охранительскую политику. Сблизившись с консервативным министром госимущества М.Н. Островским, (братом драматурга), он по его протекции 1 января 1883 года был назначен главой цензурного ведомства – начальником Главного управления по делам печати. Это назначение послужило поводом для едкой эпиграммы Дмитрия Минаева:
И действительно, для писателей радикального лагеря настали тяжелые времена. В первые же годы своего пребывания у власти Е.М. Феоктистов добился ликвидации крупнейших органов оппозиционной печати – «Отечественных записок» и «Голоса».
Под постоянной угрозой закрытия, штрафов, конфискации номеров и лишения права розничной продажи не могли, разумеется, нормально работать ни одна либеральная газета, ни один общественно-литературный журнал. Из старых больших писателей на особый учет взяты были Лев Толстой и М.Е. Салтыков-Щедрин <…> [ФЕОКТИСТОВ. С. 20–21].
В своих «Воспоминаниях» Феоктистов уделяет немало места дружбе с Иваном Тургеневым, приводя ценные в историко-биографическом плане сведения о его личности: характере, манере поведения, круге общения, а также отношения к нему сторонних людей.