Иван Тургенев и евреи

Как дополнительную иллюстрацию к высказыванию Елизаветы Фоминой приведем отрывок из воспоминаний соученика Антокольского, известного впоследствии художника-передвижника Константина Савицкого:

Увидел я человека, хотя еврейской наружности, небольшого роста, сухощавого, но с железной мускулатурой, пожатие руки с жесткой и огрубелой кожей свидетельствовало о мускульной силе и занятии ручным трудом. Его маленькие, глубоко сидящие, карие (почти черные) глаза светились умом, настойчивостью и энергией; говорил он убежденно, и сразу чувствовались независимый характер и склад ума. Помню, как нервно двигалась его челюсть и м у скулы сухих впалых щек, губы как-то слегка кривились при произношении некоторых русских слов, дававшихся ему не без труда, с еврейским акцентом. При разговоре он часто ерошил чуть-чуть вьющиеся, темно-каштановые, почти черные волосы, и как-то смешно оправлял пальцем усы и бороду [СТАСОВ. С. 167].

С оценкой тональности высказывания Тургенева об Антокольском в письме к его близкому другу, данной в работе Фоминой, трудно, на первый взгляд, не согласится. Действительно, вне тургеневского контекста, это типичная для русских бар ксенофобски-снисходительная характеристика еврея. Однако «в сочетании слова “жидок” с подчеркнуто русским “снять шапки”» у Тургенева все-таки имеет место иная интонация. Это, в нашем прочтении, отнюдь не высказывание русского юдофоба в адрес еврейского гения, а, напротив, – камень в огород русского чванства. Нами уже отмечалось, что в переписке, т. е. в сугубо личной сфере, Тургенев, как мало кто другой в его время, всячески избегает использовать и ксеноним «жид», и клишированные юдофобские характеристики. В данном письме Анненкову, человеку близкому ему по образу мыслей, «маленький, невзрачный, болезненный жидок» предстает по умолчанию перед судом русского культурного сообщества с его традиционно презрительным отношением к евреям и все оно, – включая автора письма! – должно перед ним «шапки снять». Здесь явно, со стороны Тургенева, выказывается не подсознательное чувство «русского превосходства» над евреями, а едкий сарказм в отношении тех, кто является выразителем такого рода умонастроения. Подтверждение данной точки зрения является и то, что во всех других своих письмах третьим лицам Тургенев неизменно с пиететом отзывается об Антокольском и, что весьма трогательно, беспокоится о его здоровье[598]. Вот, например, выдержки из писем Ивана Тургенева к Владимиру Стасову от 15(27) октября 1871 г. (Баден-Баден), 1(13) марта 1872 г. (Париж) и 14(26) июня 1872 г. (Москва):