Иван Тургенев и евреи

Известно, как Тургенев любил искусство; и когда он увидал в Антокольском действительно великого художника, он с восторгом говорил о нем. «Я не знаю, встречал ли я в жизни гениального человека или нет, но если встретил, то это был Антокольский», – говорил мне Тургенев. И тут же, смеясь, прибавил: «И заметьте, ни на одном языке правильно не говорит. По-русски и по-французски говорит ужасно… но зато скульптор – великолепный». И когда я сказал Тургеневу, до чего я еще совсем юношей восторгался «Иваном Грозным» Антокольского и что мне особенно понравилась его вылепленная из воска группа евреев, читающих какую-то книгу, и инквизиторы, спускающие их в погреб, то Тургенев настоял, чтобы я непременно посмотрел только что законченную статую «Христос перед народом». Я совестился идти и, может быть, помешать Антокольскому, но тогда Тургенев решил, что он условится с Антокольским и в назначенный день поведет П. Л. Лаврова и меня в мастерскую Антокольского.

Так и сделали. Известно, как поразительно хороша эта статуя. Особенно поражает необыкновенная грусть, которой проникнуто лицо Христа при виде толпы, вопиющей: «Распни его!» В то же время вся фигура Христа поражает своей мощью, особенно если смотреть сзади – кажется, что видишь здорового, могучего крестьянина, связанного веревками.

– А теперь посмотрите его сверху, – сказал мне Тургенев, – вы увидите, какая мощь, какое презрение в этой голове…

И Тургенев стал просить у Антокольского лестницу, чтобы я мог увидеть эту голову сверху. Антокольский отнекивался:

– Да нет, Иван Сергеевич, зачем?

– Нет, нет, – настаивал Тургенев, – ему это нужно видеть: он революционер.

И действительно, когда принесли лестницу, и я взглянул на эту голову сверху, я понял всю умственную мощь этого Христа, его глубокое презрение к глупости вопившей толпы, его ненависть к палачам. И, стоя перед статуей, хотелось, чтобы Христос разорвал связывающие его веревки и пошел разгонять палачей… [КРОПОТКИН (II). С. 401–402].

В свете тематики нашей книги еще раз акцентируем внимание читателя на том обстоятельстве, касающемся личности Антокольского, что он не только был верующим иудеем, но и нисколько не маскировал свою религиозную принадлежность, а, напротив, с момента поступления в Академию художеств всячески ее подчеркивал.