Иванов день

Часто меня спрашивают, зачем это вы, Максим Капуляк, пошли в учителя, вам бы быть судьей или политическим деятелем. Я им отвечаю: «Чтобы стать на место убитых. Ведь бандеровцы во всех селах в первую очередь убивали учителей. Темную крестьянскую массу легче одурачить, чем грамотную. На чем держалась власть греко-католической церкви у нас в Прикарпатье? На массовом невежестве, на неграмотности. Люди порой не знали элементарных вещей».

Вот список убитых учителей по району…

Но тут Василий Фесюк прервал чтение, заметив в окне двух мужчин, идущих к дому.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дверь без стука раскрылась, и на пороге показались… Джумачук и Дудар. Теперь Фесюк узнал их без особого труда.

Он бросил на стол тетрадку и поднялся с места.

— Не воспоминания пишешь, Василь? — спросил Джумачук, вытирая ноги у порога.

— Нет, читаю записки Максима… Не собирается ли он писать книгу под названием «Союз креста и тризуба»? — Фесюк вышел из-за стола, горестно покачал головой. Остановился посреди комнаты. — Страшновато все это у него читать!..

— Твои же дружки убивали — как же «страшновато»? — зло поддел Дудар.

— Ах, Дудар, Дудар! — с укоризной ответил Фесюк. — Откуда мне было это знать, если я не расставался с топором и рубанком?.. Приходилось еще работать и каменщиком, и печником. Жизнь всему научила.

— Что, там в горах и лесах — города строил? — снова поддел Дудар.

— Города не города, а всякие схроны строил… Обставлял их мебелью, правда не ахти уж какой, но столы, скамейки, полки, нары все же имелись у этих подлецов.

Запросто, как будто бы не было стольких лет разлуки и стольких событий между ними, три поседевших мужика, «три Василя» расселись за столом, заваленным тетрадками и учебниками Максима.

Дудар не дал Джумачуку и рта раскрыть, продолжил начатый Фесюком разговор, обрадовавшись, что затеял его сам хозяин дома. Этого разговора все равно было не миновать, так уж лучше покончить с ним сразу.

— Я слушал лекции твоего Максима, — сказал Дудар. — Он у нас как пропагандист выступает, получше твоих приезжих лекторов. У тех общие слова, а у Максима — знание жизни, факты, цифры, фамилии и погибших, и их убийц. Потому-то на его лекции всегда набивается народ, хотя цифры и факты у него имеются лишь по одному нашему району. Но их все равно страшно слушать. Трудно представить себе людям, в особенности молодежи, что столько в селах убитых. А он им зачитывает списки по каждому селу, советует походить по этим селам, сверить списки с именами погибших, выбитыми на мраморе бесчисленных памятников и обелисков, хотя там указана только их небольшая часть… Когда я говорю о злодеяниях бандеровцев, я имею в виду убитых из-за угла, во время ночного налета, сожженных в хатах и повешенных на деревьях… Убитых детей, женщин, стариков — эти звери ведь никого не щадили…

Выслушав взволнованную речь Дудара, Фесюк тихо проговорил:

— Да, тут в тетрадках собраны ужасные факты, читать невозможно…

— Мы все эти зверства видели с Джумачуком, нам приходилось хоронить и разрубленных на части, и повешенных, и сожженных…

Тихий Джумачук похлопал Фесюка по руке:

— Непримиримый сынок у тебя вырос, Василь. Бандеровцы съели б его живьем! — А потом, все разглядывая Фесюка, радостно проговорил: — А это ты хорошо сделал, Василь, что вернулся домой. Но хоть сколько-нибудь за эти годы ты поумнел?

— Поумнел! — Фесюк тихо рассмеялся. — Академию кончил! Ну, и семь классов вечерней школы при мебельном комбинате в Мордовии.

— С чего это тогда у тебя началось? — Порывистому Дудару не сиделось, он не мог унять свое волнение, вскочил, походил вокруг стола. — Был мужик как мужик. Будь посмелее, как мы с Джумачуком, бросил бы свое плотницкое дело, поголодал бы некоторое время, но занимался бы своим любимым резьбарством. Теперь тоже был бы знаменит… и вообще жил в достатке. Резьбарь — это фигура!..

— Когда это мы тебя проглядели — не пойму! Чем эти гады, оуновцы, охмурили тебя? — спросил Джумачук.

— Оуновцы! — хмыкнул Дудар, снова присаживаясь к столу. — Бандиты, убийцы, садисты, грабители, бешеные волки! Какое отношение имеют к украинскому народу эти выродки? Это чистые фашисты, прикрывающиеся именем украинского народа. — И он ударил кулаком по столу.

— Побереги руку, — сказал Джумачук, — работать придется.

— Да с декоративной тарелки все началось, будь она неладна, — горестно проговорил Фесюк, все эти горячие и грозные слова Дудара приняв на свой счет.

— С какой это тарелки? — Дудар переглянулся с Джумачуком.