Иванов день

— Говорили, в особенности войт, что все гуцулы подохнут с голоду, при колхозе даже трава не будет расти…

— Потому-то он драпанул так далеко, оказался в Канаде с награбленным золотом? — рассмеялся Дудар.

Это было новостью для Фесюка: он ничего не знал про судьбу войта.

Дудар ему рассказал… В этой самой Канаде войт открыл ресторан с украинской кухней; иногда печатает воспоминания о том, как его сотня «воевала с немцами»; присылает знакомым в селе короткие письма на рождество или открытки с «украинским сюжетом» и надписью: «Христос народився». Одна открытка хранится и у него, потом как-нибудь покажет.

Больше всего возмутило Фесюка сообщение Дудара про «войну с немцами», которую якобы вел войт. Он им без прикрас рассказал, как боевка войта на его глазах убила героя войны, однорукого сержанта, и его семью, — этого он вовек не забудет…

Зашли в двухэтажное здание правления колхоза, поднялись наверх. В приемной отдышались. Дудар вперед пропустил Фесюка, а сам с Джумачуком направился вслед за ним, оставив дверь председательского кабинета настежь раскрытой.

Фесюк робел в больших кабинетах. Он прошел к окну и сел на последний в длинном ряду стул. А Дудар и Джумачук прямехонько направились к председательскому столу в глубине просторной комнаты, поздоровались с Аркадием Владимировичем, дружески обменялись с ним двумя-тремя ничего не значащими для Фесюка фразами и с тем ушли, плотно прикрыв за собой дверь.

— Садитесь сюда, поближе, Василий Петрович, — пригласил председатель, дописывая торопливо какую-то бумагу.

Зажав в руке фуражку, Фесюк пересел, оставшись один на один с незнакомым человеком.

«Ловко это они меня провели», — подумал он о своих друзьях.

За столом сидел кареглазый богатырь. Бросив в сторону карандаш, он прямо и жестко приступил к разговору:

— Если бы это зависело от меня, Василий Петрович, я бы всех буржуазных националистов, всех этих бандеровцев, сочувствующих и причастных в любой форме к этому подлому движению, виноватых и мало виновных, — всех перестрелял бы и перевешал под горячую руку. Не стал бы щадить никого, как они не щадили наших советских людей. Рука бы не дрогнула! — Он показал здоровенный кулачище. — Хотя я по натуре и мягкий человек, курицы в жизни не зарезал, — тяжело вздохнув, добавил он и посмотрел в окно. — Чересчур много пролито безвинной крови, погибло много хороших, преданных людей… Но… властям виднее. Власть советская, и ей больше знать, как в таких случаях правильнее поступать. Прошлого мы никогда не забудем, да и не сможем — живы родные погибших, — но нам надо смотреть вперед. — Порайко вдруг чуть ли не перегнулся через стол. — Будем оправдывать доверие советской власти, так, что ли? Как ты считаешь?

— Только так, — согласно кивнул головой Фесюк, возликовав в душе, что председатель обращается к нему на «ты».

— Ну и хорошо! — уже миролюбиво продолжал Порайко. — Честно говоря, я даже обрадовался, когда при встрече Дудар мне сказал, что вернулся отец Максима. Думаю: наконец-то снесем его халупу — одна осталась такая на все село, портит весь вид, можно сказать. Максиму мы предлагали свою помощь, но ему все равно бы не справиться с постройкой нового дома. А тебе и карты в руки — плотник! Видел, Василий Петрович, какие нынче дома строятся в Карпатах?

— Видел, когда ехал с Коломыи. Господские дома. Да и здесь богатые.

— Не каждому и пану снились раньше такие. Материал мы тебе отпустим, кирпич не проблема: завод в соседнем районе, да и кирпич недорогой, тысяча штук стоит пятьдесят рублей. Нет денег — дадим ссуду. Мы все любим Максима, он нам очень нужен по разным сельским делам, и мы хотим вернуть его назад из Снятинского района.

— Он мог бы и не уезжать, — осторожно вставил Василий Петрович, — хватило бы места для всех. Не из-за дома же он уехал!

— Слышал, слышал… Кому-то надо уступить. Может, тебе как отцу, ну и как человеку более опытному? Подумай…

— Подумаю.

— Бери свой инструмент, Василий Петрович, и не мешкая включайся в работу. Силенок у тебя, вижу, еще достаточно, и вернулся ты как нельзя кстати. Фронт строительства в колхозе огромный, выбирай, что тебе больше по душе. Но я бы посоветовал, даже просил, начать со школы-десятилетки. Мы ее строим третий год, малость растянули строительство, но ничего, дело подходит к концу. Июль в этом году выдался дождливый, снесло мосты и кое-где размыло дороги, и часть рабочих нам пришлось снять со школы, бросить на авральные работы. Закончим школу — возьмемся за строительство Дома культуры. Строить будем или по типовому проекту, из стекла и бетона, как в Кобаках, или по своему проекту, в стиле гуцульского деревянного строительства, как в Космаче. Скоро мы решим этот вопрос на правлении, но, правда, не раньше, чем сдадим школу. Главное у нас сейчас — школа! Как только туда переведем всех учеников из разных помещений, разбросанных по селу, — горя у меня больше не будет!

— Понимаю, понимаю, — закивал головой Фесюк.

— Годика через два в этой школе ведь будет учиться и твой внук, Василий Петрович, не так ли?