Иванов день

Живут дед и внук в шалаше, который сложили себе посреди сада. Максим и Марийка временно поселились у своей знакомой Параски. Андрейка целый день проводит у них, а потом идет встречать деда с работы и вместе с ним направляется к его строящемуся дому. Еще неизвестно, переселится потом в этот дом Андрейка, — отец и мать согласия на это не давали. Может даже случиться так, что они будут жить в колхозном доме, где живут и остальные учителя. Эта неизвестность сильно мучает Андрейку, не меньше и деда.

Хорошо жить в шалаше, в саду.

В это лето совсем нет на деревьях груш и яблок, их много было в прошлом году, а вот черешни и вишни — сколько хочешь.

В особенности много черешни. Вишня же еще зеленоватая, ее не всегда и приметишь среди листвы. Андрейка объедается черешней, ведрами мать носит ее домой к Параске, и все равно от тяжести черешни многие ветки свисают на улицу, дразня прохожих — не местных, конечно, здесь у каждого свой сад, а приезжих, туристов, которые любят ходить по горным тропкам.

Черешня крупная, сладкая, в середине июля она становится почти что черной. На ней лопается кожура, она портится. И туристам ее всю не обобрать.

А вслед за черешней вскоре начинает поспевать вишня. В конце июля она тоже становится почти что черной. Но и вишню всю не обобрать.

Остается вишня воробьям.

Особенно много воробьев бывает на деревьях в знойный полдень. Андрейка часто прибегает в сад наблюдать за ними.

Вот какой-нибудь вертлявый воробей, перепрыгивая с ветки на ветку, выберет себе угольно-черную вишню, крепко вцепится лапками в качающуюся ветку, легким ударом клюва пробьет набухшую вишенку — только брызги полетят! — и, прильнув словно к роднику, станет пить вишневый сок.

Черешня гниет и сама опадает. А вишня — нет, она сохнет на дереве. Правда, прежде пожелтеют листья — среди деревьев вишня желтеет первой, — потом листья высохнут, покоробятся, начнут свертываться в трубочку.

При ливневом дожде, который летом часто обрушивается на Карпаты, эти листья просто смоет дождевым потоком. Голенькими тогда остаются иссушенные палящим солнцем ветки. Сиротливо выглядят на них вишенки. Без листвы они кажутся какими-то неживыми, словно висят на проволочках. И дерево само напоминает что-то неживое, бутафорское.

Так вишенки держатся в этих местах до середины августа, а там быстро высыхают. При первом же сильном порыве ветра их разносит во все концы сада.

А к этому времени дед Василий уже вставил окна и двери, изготовленные еще в старой хате, настилает сейчас полы в новом доме. День-то летний долгий, темнеет только после девяти часов вечера. Старается, старается дед, словно хочет перед всем миром искупить старые грехи.

1974—1975

Карпаты

ДОСТОИНСТВО

Когда в сборнике о героях Прикарпатья, присланном мне в Ленинград, я прочел протокол допроса комсомолки Олены Смеречук, то долго ходил взволнованный, каждому встречному рассказывал об этой удивительной девушке.

Чем же меня поразил ответ Олены Смеречук криминальассистенту гестапо Мюллеру?

Своим достоинством. Преданностью коммунистическим идеалам. И почти что детской наивностью. В десяти строчках был весь человек. Прекрасный человек!

Будь Олена Смеречук родом из крупного промышленного центра или большого города, то, может быть, и воздействие этого протокола было бы иным. Великая Отечественная война советского народа против германского фашизма знала много исключительных героев. Была «Молодая гвардия», были участники сотен подпольных партийных групп и партизанских отрядов. Но Олена Смеречук жила в селе Зеленом, затерянном среди Карпатских гор, на территории Западной Украины, немногим больше года до начала войны вошедшей в единую семью советских народов.

Немногим больше года Олена Смеречук прожила при советской власти! Немногим больше года!..

Я достал карту Ивано-Франковской области и стал искать село Зеленое. Взгляд мой остановился на ее южной оконечности. Видимо, название села мне запомнилось, когда несколько лет назад я вычерчивал маршрут своего предполагаемого путешествия по всему отрогу Восточных Карпат — начиная от района Буркут — Рахов — Говерлы, — путешествия, которое, к сожалению, тогда не состоялось.

Ну, конечно, так оно и есть, село Зеленое расположено в двадцати или тридцати километрах выше Верховины, недалеко от Буркута, за которым вскоре начинается румынская граница.

Выехал я из Ленинграда во Львов хотя и в середине лета, но в дождливую пору. Дождь шел и во Львове. Чтобы не сидеть здесь на вокзале тринадцать часов в унылом ожидании экспресса Варшава — Бухарест, который доставит меня в Коломыю, я направился туда на автобусе. Доехал за шесть часов.

В Коломые я сделал пересадку и вскоре добрался до Косова, центра Гуцульщины, расположенного уже среди гор Прикарпатья.

От тряски в автобусах у меня болела каждая косточка. В Косове я прожил два дня, после чего благополучно доехал до Верховины, а оттуда с небольшими приключениями и до села Зеленого.