– Пришла наконец, – ухнул непонятно кто, когда вошли. – Мать вся извелась.
– Тут кто-то есть? – огляделся Илья. – С вами кто-то еще живет?
– Да, – сморщилась Варя. Отрицание очевидного на сей раз на пользу Илье не пойдет. – Это дедка. Он не ходит.
Непонятно кто глубоко вздохнул.
– А где он? – прошептал Илья.
– Да там, в комнате, – Варя мотнула головой в сторону задней части дома. – Где ему еще быть?
Открыв печь, она подкинула туда дров. Пламя их подхватило.
– Пойдем? – позвала она Илью.
Дверь в спальню бабы Дарьи закрыта, как обычно.
– Нам сюда, – указала на нее Варя.
– Что ты задумала? – спросил непонятно кто.
– Отстань, – прошипела Варя. – Открывайте же.
– А это точно…
Законно? Правильно? Варя не знала, что именно хотел спросить Илья. Но взгляд его снова наполнялся безумием. Как не вовремя!
Варя кивнула. Под уханье и вздохи непонятно кого они зашли в «комнату Синей Бороды».
– Посмотрите в шкафу. Он где-то в верхних ящиках.
– То есть вы не знаете…
– Я не помню, – Варя нервно облизнулась.
Илья послушно открывал ящики один за другим.
Вот и он – проклятый ошейник, как будто пыльный на вид, сплетенный из тускло-русых волос. Даже просто глядя на него, Варя ощущала, как он сжимает и жжет шею, пронизывая все тело током, парализуя, лишая воли.
«Он может все запечатать. Ты навсегда останешься такой, как сейчас, если его замкнуть. Больше не будет всего этого. Ничего такого, что пугает других и тебя. Для всех ты станешь обычным человеком – если это то, чего ты хочешь на самом деле. Или же ты можешь попробовать стать собой», – вот что сказала тогда баба Дарья.
И Варя отвергла ошейник. Она отказалась, не подозревая, что обещание совсем скоро будет нарушено и что он станет причиной ее бесконечных мучений. Из ее волос баба Дарья сплела его, из ее собственных человеческих волос!
Илья крутил его в руках с сомнением и брезгливостью.
– Это он?
– Да-да. Именно он, – торопливо сказала Варя, снова непроизвольно облизываясь. Она просто нервничала, но Илья заметил – и, разумеется, напугался. – Пойдем.
Теперь он не стал медлить – оба поспешили из комнаты.
Варя открыла заслонку печи голой рукой. И это тоже не осталось незамеченным: на лице Ильи даже выступила испарина.
– Бросай, – прошипела Варя.
– Стой! – взвыл непонятно кто. – Не делай этого!
– Что это значит? – Илья хмурил брови и часто моргал.
Проклятый дед! Неужели он все испортит в последний момент? Ну уж Варя до него доберется – только бы Илья довел все до конца.
– Бросай! – Варя пристально посмотрела ему в глаза.
Илья отшатнулся. Губы его задрожали.
– Ты не понимаешь, что ты творишь! Это освободит ее, – убеждал непонятно кто.
– Бросай!
Сглотнув, Илья повиновался. Ошейник полетел в печь – и вспыхнул с треском. Огненная волна, искря, быстро прошла по позвоночнику сверху вниз, наполняя тело жаром. Варя, чувствуя зуд, пошевелила лопатками. В сжатые кулаки изнутри вонзились твердые когти.
– Что… – обомлел Илья.
Казалось, что седина из прядей его волос распространяется по всей голове с той же скоростью, что и электрическое тепло по ее телу.
– Уходи. Прямо сейчас, – изменился уже и голос.
Илья на миг зажал лицо ладонями – и в тот же миг развернулся и бросился бегом из дома.
Варя подняла руки над головой – поднялась и повисла в середине комнаты.
– Ну что, дедка? Что теперь скажешь?
Непонятно кто грустно охал.
Варя расправилась со шкафами, столом и стульями, швыряя их об стены. Колода карт с черной рубашкой разлетелась по полу. Она попыталась вырвать печь – но та сразу не поддалась, и Варя бросила ее. Принялась крушить потолок, вырывая из него куски.
– А тебя я сожгу, – обещала она непонятно кому.
Но, разгромив кухню, остановилась.
– Все? – спросил непонятно кто. – Успокоилась?
– Нет, – ответила Варя больше из противоречия.
Как он смеет ее недооценивать? Настала очередь мутных окон. Варя вырвала их вместе с рамами, выбросив вон из дома.
В вошедшую бабу Дарью она швырнула обломком табуретки. Как долго она ждала этого момента – и вот он настал! Увидев Варю, та охнула, схватившись за сердце. Пакеты, которые она держала, упали, и оттуда что-то полилось. Варя, приблизившись, полоснула когтями по морщинистой щеке.
– Что ты теперь сделаешь? Как ты меня удержишь?
Баба Дарья закрыла глаза.
– Смотри на меня! Что, страшно?
Она покачала головой, хотя могла бы и упасть замертво, поняв, что ошейника больше нет.
Мутные глаза открылись. Страх в них сейчас был бы как никогда уместен, но его отчего-то не было. Не было в них и брезгливости, и презрения, и злобы – всего того, что было во всех глазах, устремленных на Варю.
– Что страшно, Варя? Умирать? Да, умирать страшно, – сказала она.
– Теперь все будет не так. Ты держала меня на цепи, а они поклоняются мне, – прошипела Варя, проходясь когтями вдоль сухой шеи.
– Ты же знаешь, что не тебе, – даже сейчас спорила баба Дарья.
– Проси прощения, – потребовала Варя.
– За что? – седые брови взметнулись. – Да, я ошиблась. Тебя недооценила, себя переоценила. Но я никогда и не сталкивалась с такими, как ты. И мне не за что просить прощения.