Ивановка

– Но ты же не человек, – пожала плечами ведьма. – И ты сама это знаешь.

Варя хотела возмутиться, но всплыло в памяти тело таксиста, брошенное на сломанном дереве в лесу. А следом – лицо сестры, охрипшей от слез и крика: «Нет, демон! Не подходи ко мне!»

И старуха каким-то образом сразу же разглядела в ней все это.

– Я – демон? – спросила Варя.

Старуха подняла брови и задумалась.

– Я бы объяснила тебе, кто ты, если бы ты выбрала первый путь. Но ты предпочла второй. Для ошейника мне нужны твои волосы.

– Режьте, – Варя наклонила голову, не слишком-то веря в результат.

Старуха оставила ее ночевать в той самой комнате, которая потом стала Вариной, – тогда не было уютно и кругом валялся хлам. А к следующему полудню ошейник оказался готов.

Варя полезла в кошелек, чтобы расплатиться.

– Я не возьму твои деньги. Деньги – это энергия, а мне такую не надо, – отказалась.

И надела на Варю ошейник. Он едва не зашипел, впившись в кожу. Варя схватилась за него, чтобы ослабить, но тут же отдернула руки: жгло!

– Такова цена, – скривив губу, сказала старуха. – И это сейчас, когда ты ему подчиняешься, и он просто волнуется. Если же твоя натура решит взять верх или ты сама надумаешь его снять, он тебя накажет. Думаю, будет похоже на удары током.

– Но это точно поможет? – единственный вопрос, который волновал Варю.

– Вполне.

Она вызвала такси – у нее еще был телефон – и уехала в город. Но, выйдя на улицу, не знала, куда идти. Снова к Кристине? Опять попробовать успокоить и помириться? Вдруг бабка права и случилось чудо – и Варя докажет это, когда они сделают общее селфи?

Ошейник жег и давил, и далеко она не ушла. Стоило свернуть с освещенной улицы, как обступили трое. Вырвали сумочку, дернули за ухо, сорвав сережку. Рванули рубашку.

– О, чего это у нее на шее? Опа, ну-ка отдай!

Похоже, в темноте ошейник из ее русых волос показался гопнику ценным изделием.

– Не могу, – призналась Варя, и он ударил ее по лицу кулаком. Она упала. Кровь текла, перемешиваясь со слезами. – Сними, сними его! Я сама не могу, застежка сзади, – крикнула она.

– Это ща, – согласился гопник.

Ошейник остался в его руке, а от Вари – только горстка одежды. С воплями бежали они по темной улице, бросив все ее вещи. Первого она догнала по стене в два прыжка. Второго свалила ударом в спину. Ну а третьего – того, что снял ошейник, – поймала у подворотни. Ошейник он в страхе бросил, ну а Варя уже никуда не спешила.

Лес расступался в страхе, но теперь ей было плевать. Утром она пришла к бабке.

– Я потеряла ошейник, – сказала Варя. – Я не хочу его носить. Никогда.

Старуха указала на стол. Ошейник лежал рядом с колодой карт.

– Но как… Откуда…

– Они всегда возвращаются. Ты и сама увидишь. Садись. Как сама думаешь, сколько в тебе человеческого?

– Я – человек, – недобро и неискренне ответила Варя.

Старуха и ее существо в ответ рассмеялись…

– В какой-то степени да, – сказала ведьма.

Как так: одновременно кажется, что с тех пор прошла вечность и что это было только вчера?

Заскрипели половицы. Баба Дарья вернулась с котомками.

– Потерпи чуть-чуть, будет больно, – предупредила она, перекусывая какую-то нить зубами и нагревая в пламени лампы нож. Серебряный? Она что, задумала ее умертвить?

Варя закрыла глаза, а потом зажмурилась – и закричала отчаянно. Острая боль вывернула всю ее до самых когтей на ногах – и отхлынула волной. Приоткрыв глаза, Варя видела белое человеческое тело.

– Вот и славно. Очень ты вовремя. Так куда проще будет зашить. Потерпи-ка еще. И так-то уже ничего не вижу, а еще и в такой темноте, – щурясь, ворчала старуха.

Но боль от иглы с толстой прозрачной нитью, похожей на леску, уже ни шла ни в какое сравнение в прежней.

– Я так устала, – сказала Варя, и слезы хлынули по щекам.

– Надо думать, – баба Дарья вытирала их платком. – Деревню-то как разнесла. А я говорила, я предупреждала: так все и кончится.

Варя помнила упоение, с которым она неслась по деревне, разгоняя по улице жителей, – одно только воспоминание о нем будоражило кровь. Она ломала стены, выворачивала заборы, крушила крыши, дома, хватала людей… И видела, кто устроил поджог.

– Я не трогала часовню. Ее поджег Фомин.

Баба Дарья кивала, как будто это в порядке вещей. Как так, если Варя была поражена таким открытием?

– Тебя это не удивляет?

– Чего-то такого и стоило ожидать. Кто громче всех кричит «На воре шапка горит»?

Деревья, огонь, дома, улицы крутились и крутились в голове, как в калейдоскопе, – будоражащие кровь картины сменялись мутящим ужасом.

– А я ведь смогла увести охотников туда, на поляну, – привстав, сказала Варя. – И те, кто мне поклоняются, им помешали меня убить.

– В следующий раз такого удачного случая может не быть, – старуха промокнула и свой влажный лоб.

Варю стал бить озноб, и баба Дарья закутала ее в оба их пуховика.

– И ты же знаешь сама: они поклоняются не тебе. Ты – просто образ того, во что они верят, – устало добавила она. – И знаешь, что ты не одна такая.

– Но я до сих пор таких не встречала.

– А все еще хотела бы?