Читаем «Ивановский миф» и литература полностью

Если взглянуть на Ивановскую область с высоты, то она может показаться своеобразным архипелагом, состоящим из городков, больших и малых поселков фабричного типа, окруженных морем деревень, лесов, полей. Постороннему глазу жизнь этого пространства может показаться серой и однообразной, лишенной каких-либо ярких примет. Унылая фабричная действительность, разъедающая природную ткань серединной России, уже в XIX веке, как уже говорилось выше, пугала писателей народнического склада, каким был, например, А. А. Потехин. В. Смирнов в «Водополе» попытался открыть романно-поэтический смысл существования одного из фабричных островков, основываясь, главным образом, на предании. Вакантным долгое время оставалось в ивановской литературе место писателя, который мог бы изнутри показать жизнь фабричного архипелага, включив ее в общероссийский контекст.

Заявка на такое изображение содержалась в творчестве Михаила Дмитриевича Шошина (1902–1975), писателя, несомненно, даровитого, чей талант был замечен еще Горьким. Само место рождения Шошина (деревня Яснево Кинешемского уезда Костромской губернии, ныне Вичугский район Ивановской области) способствовало тому, что будущий писатель мог с ранних лет наблюдать, «как фабрика взяла в руки деревню, деревня отступала и превращалась в рабочую слободу». «Так у меня, — констатировал Шошин, — и слились в жизни деревня с фабрикой, не знаю чистой фабрики и чистокровной деревни. Переплелись. И эта помесь родная мне. Все видится в рабочем крестьянин и крестьянин в рабочем». Это признание взято из автобиографии Шошина, опубликованной в иваново-вознесенском журнале «Ткач» в 1923 году. По-своему в этом признании обозначилась тема, которая открывала свою оригинальную нишу в «ивановском мифе»: сложнейшее переплетение судеб деревенской и фабричной России. Но художественно реализовать эту заявку Шошин не смог. Его довольно многочисленные прозаические произведения (рассказы, повести) стали иллюстрациями общепартийных тезисов об улучшении жизни в сельской глубинке, где под водительством мудрых секретарей колхозной парторганизации люди самозабвенно трудятся, где «светлый день» ознаменован «счастливым путем» в будущее (выделенные слова — названия книги и повести, соответственно вышедших в 1947 и 1950-х годах). Только в конце жизни в автобиографической повести с отличным названием «Фабрика за овином» (1977) Шошин, возвращаясь к годам своего детства и юности, начинает непосредственно, живо говорить о своей деревенско-фабричной России.

Видимо, Михаил Дмитриевич сознавал, что ему не удалось сказать главного, к чему он был призван. Не потому ли он с таким вниманием следил за развитием творчества Александра Малышева, вступившего в большую литературу в конце 60-х годов?

Уже в первых рассказах и очерках А. Малышева была заявлена «шошинская» тема: фабрика за овином. Шошин не ошибся в ученике. Именно Александр Васильевич Малышев (1938–1999) стал тем, кто может быть назван писателем, наиболее глубоко и емко представившим на литературной карте ивановского края мир фабричного архипелага.

Литературную судьба А. Малышева во многом была обусловлена первоначальными обстоятельствами его жизни. «Я родился, — читаем в малышевской автобиографии, — в городе Середа (г. Фурманов Ивановской области) 26 мая 1938 года и отношусь к тому поколению, детство которого совпало с войной. Как и многих моих сверстников, меня воспитывала и растила одинокая мать. Это в значительной степени предопределило мою судьбу, а позднее — и темы моих рассказов и повестей, время действия которых — конец сороковых-пятидесятых годов, а место действия — текстильный городок, фабрика, многосемейные дома.

Моя мать работала сновалем на Фурмановской фабрике № 2. В сентябре 1954 года шестнадцатилетним подростком пошел работать и я на эту же фабрику. Был курьером, станкообходчиком, хромометражистом ткацкого производства, учеником и помощником ремонтировщика прядильного производства. Здесь я своими глазами увидел, как трудятся женщины, вырастившие нас, чего стоит каждая наша обновка, кусок хлеба, которым мы были сыты, слушали рассказы бывших участников Великой Отечественной войны, которые выжили и вернулись к своим станкам и машинам. Думаю, и первые мои заметки в газету, и первые мои литературные опыты были вызваны желанием рассказать об этих людях»[335].

Само время формировало Малышев как литератора, толкало его к новым взглядам на жизнь и литературу. Паренек из фабричного городка, с детства находящий отраду в книгах, рвался к культуре, был преисполнен стремлением познать тайны искусства. Закончив ивановское культпросветучилище, поступил в Литературный институт (закончил в 1972 году), где всерьез занялся постижением русской литературной классики. Читал и перечитывал Бунина, ставшего его любимым писателем. Был заворожен кинематографом Андрея Тарковского. На первых порах писал стихи, и весьма неплохие:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.
Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. XIX - начало XX в.

Настоящая книга — монографическое исследование, посвященное подробному описанию и разбору традиционных народных обрядов — праздников, которые проводятся в странах зарубежной Европы. Авторами показывается история возникновения обрядности и ее классовая сущность, прослеживается формирование обрядов с древнейших времен до первых десятилетий XX в., выявляются конкретные черты для каждого народа и общие для всего населения Европейского материка или региональных групп. В монографии дается научное обоснование возникновения и распространения обрядности среди народов зарубежной Европы.

Людмила Васильевна Покровская , Маргарита Николаевна Морозова , Мира Яковлевна Салманович , Татьяна Давыдовна Златковская , Юлия Владимировна Иванова

Культурология
Год быка--MMIX
Год быка--MMIX

Новое историко-психо­логи­ческое и лите­ратурно-фило­софское ис­следо­вание сим­во­ли­ки главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как мини­мум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригина­льной историо­софской модели и девяти ключей-методов, зашифрован­ных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выяв­лен­ная взаимосвязь образов, сюжета, сим­волики и идей Романа с книгами Ново­го Завета и историей рож­дения христиан­ства насто­лько глубоки и масштабны, что речь факти­чески идёт о новом открытии Романа не то­лько для лите­ратурове­дения, но и для сов­ре­­мен­ной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романович Романов

Культурология