«Ивановский миф» и литература

В свое время историк Б. Козьмин попенял ивановскому краеведу П. М. Экземплярскому, что тот в своих «Очерках по истории рабочего движения в Иванове-Вознесенке» (1921) преувеличил влияние Нечаева на иваново-вознесенское рабочее движение. При этом историка особенно возмутил восторженный тон, сопутствующий рассказу о Нечаеве. Автор рецензируемой брошюры отзывается о нем как о «грандиозной фигуре», «гениальном революционере» и т. п. «Нечаев, — замечает Козьмин, — очень крупная и оригинальная фигура, но этого еще недостаточно, чтобы возводить его в „гении“. Лучше бы вовсе не говорить о нем, — ведь непосредственного влияния на иваново-вознесенское рабочее движение он ни в какой степени не оказал, — чем давать преувеличенную оценку его особы»[96]. Надо отдать должное Б. Козьмину, рискнувшему в момент «приватизации» Нечаева большевиками пойти против течения, но вместе с тем сегодня точка зрения историка кажется несколько зауженной. Да, Нечаев, конечно же, к рабочему движению в Иваново-Вознесенском крае прямого отношения не имел, но нельзя отрицать его, так сказать, экзистенциального воздействия на ход ивановской истории. Нечаев повлиял на многое и на многих в Иванове. Среди его ближайших сподвижников по «Народной расправе» был, например, В. Ф. Орлов, ранее работавший учителем в селе Иваново. Местным краеведам еще предстоит «раскрутить» сюжет, связанный с привлечением фабриканта А. Ф. Зубкова к «нечаевскому делу». В книге Ф. М. Лурье содержится наметка этого сюжета: субсидирование фабрикантом Нечаева деньгами, обыск в доме А. Ф. Зубкова в связи с нечаевской телеграммой из Швейцарии. Причем встретил фабрикант непрошеных гостей, по словам историка С. С. Татищева, «народным гимном, исполненным духовым оркестром»[97]. Судя по всему, большим оригиналом был этот самый Алексей Федорович Зубков, ивановский фабрикант, купец 1-ой гильдии. Недаром на него делал ставку Нечаев.

Между прочим, все это свидетельствует не только о силе воздействия руководителя «Народной расправы» на ивановцев, но и о непреходящем интересе Нечаева к Иванову как своеобразному полигону для его деятельности. И здесь сенсационной становится последняя записка Нечаева, написанная в 1881 году и посланная им из Петропавловской крепости народовольцам накануне убийства Александра II. В записке, в частности, говорилось, что «из Иваново-Вознесенска можно будет выкачивать большие суммы денег, если суметь устроить хороший насос, что может быть также полезен некто Нефедов, Филипп Диомидович, маленький литератор, обличитель Ивановской грязи»[98].

Итак, отрезанный от всего мира, заключенный в глухом каземате, Нечаев не перестает думать о своей «малой родине», предлагая народовольцам использовать своих земляков иезуитским способом для своего главного дела: разрушения существующего порядка. Можно возмущаться, проклинать Нечаева за его иезуитство, но нельзя не отдать должное его проницательности: через 24 года в Иванове-Вознесенске прогремит стачка возмущенных ткачей, о которой узнает вся Россия.

Нечаев нес в себе предвестие большого раскола, который не только не исчез в наши дни, но приобрел в конце XX — начале XXI веков, может быть, невиданный ранее масштаб. Нечаевщина из маргинального, казалось бы, явления превратилась в массовое действо. И это как нигде остро дает о себе знать на родине Нечаева. Иваново попало в разряд «убывающих» российских городов, растерявших за последние пятнадцать лет свою былую славу родины Первого Совета, текстильной столицы страны и т. д. Многие ивановцы вновь вспомнили о «чертове болоте» и соответственно о нечаевском явлении. Об этом свидетельствует роман В. Сердюка «Без креста», в котором герой открывает в себе двойника, родственного Нечаеву. Этот двойник мучает автора, заставляя его думать о себе, о городе, где он живет, о России. «Он, — рассуждает В. Сердюк в своем романе, — часть русского мира, русской жизни, русского духа. Доведенных до края, до безысходности. Если бы не было Нечаева, его место занял бы кто-то другой, со своей историей, со своим преступлением… Если вспомнить о спирали, наше время — время реформ и смуты, и мы уже видим миллион Нечаевых. Больше того, Россия содрогается от супернечаевых. Они пришли…

Нечаев — предтеча всего, что происходило с нами в XX веке. Кажется, Бог сосредоточил в его судьбе все, через что суждено было пройти русскому человеку»[99].

Таким образом, нечаевский миф приобретает сейчас новую актуальность. В какую сторону пойдет его развитие, покажет жизнь, которая, как выясняется, во многом зависит от частного, провинциального существования.

Глава IV. Известный и неизвестный Авенир Ноздрин