Следует отметить, что в своей поэтической лениниане Я. Надеждин часто прибегает к жанрам, которые были в ходу у советских поэтов, в частностик «разговору с товарищем Лениным». Но эти «разговоры» существенным образом отличаются от «разговора», скажем, Маяковского, где поэт преисполнен стремления «идти, приветствовать, рапортовать» перед портретом Ильича. В стихотворении «К портрету Ленина, читающего „Правду“» (7 марта 1927 г.) в беседе с вождем звучит нескрываемый сарказм по отношению к ленинскому плану жизни:
Далее следует прямое обращение к Ленину-портрету:
Я. Надеждин видит в Ленине лжепророка, замахнувшегося на естество жизни. И поэтому его ждет Божье наказанье. В дневниковой записи «Ленинский сквер» (8 июня 1925 г.) в ответ на речи Ленина-монумента, упраздняющего Бога, гремит гром и «горделивая статуя» превращается в «жалкий призрак». Мы слышим голос свыше, обращенный к тем, кто забыл о Боге:
Тема Бога, православия проходит через все тетради Я. Надеждина, претворяясь в один из самых острых социально-психологических сюжетов этой стихотворной летописи.
Дореволюционные тетради Я. Надеждина переполнены выпадами против «поповской веры», сатирическим изображением священников. Казалось бы, напрочь разошлись пути земского учителя-демократа и церкви, но грянул Октябрь. Начались притеснения верующих, и многое меняется в отношении автора дневника к русскому православию.
Потрясли Якова Павловича события в Шуе, связанные со столкновением верующих с большевистскими ликвидаторами церковных ценностей. Как известно, эти события вызвали гнев Ленина, потребовавшего решительной расправы над шуйскими священниками[210]
, что в свою очередь стало сигналом для тотального большевистского наступления на русскую православную церковь в целом. Дневник Я. Надеждина дает возможность взглянуть на шуйские события глазами очевидца, занимающего независимую, внепартийную позицию.Процитируем прозаическую запись, внесенную Я. Надеждиным в третью тетрадь в конце марта 1922 года: «2 марта (старый стиль — Л. Т.) в соборе был отбор церковных ценностей. Прихожане, не доверяя коммунистам, предложили хлеба и продуктов. Коммунисты не согласились и постановили разогнать собравшийся народ силой. Вышла битва с жертвами с обеих сторон. Благодаря присутствию детей на площади в очень большом количестве, коммунисты не решились пустить в дело пулеметы, и жертв оказалось немного: всего 9 убитых и 15 раненых. По словам зав. милицией И. Волкова, площадь была бы усеяна трупами, но дети помешали осуществить этот план. В смуте обвиняют учителей и священников, но виноваты, конечно, потерявшие всякое доверие народа коммунисты, применяя грубый, беспощадный и наглый обман в продолжение четырех лет своей власти над народом».
Историки могут перепроверить сведения, содержащиеся в дневниковой записи Я. Надеждина. Для нас же особенно важна здесь определенность, однозначность вывода о виновности коммунистов в происшедших событиях. Этот вывод автор дневника подтвердит спустя три года в стихотворной записи «На память об о. Павле» (6 марта 1925 г.), где он вновь возвратится к шуйской трагедии. Здесь рассказывается о расстреле Павла Михайловича Светозарова, объявленного в ходе суда (Иваново-Вознесенск, апрель 1922 года) главным зачинщиком беспорядков в Шуе, подстрекавшим прихожан к сопротивлению.
Приговор над Светозаровым был приведен в исполнение 10 мая 1922 на окраине Иванова, недалеко от Дмитриевской тюрьмы. Мы не знаем, каким образом дошли слухи о расстреле о. Павла до Я. Надеждина, но то, что он знал подробности гибели П. М. Светозарова и был глубоко потрясен его смертью, с очевидностью являет его запись: