— Ну и каков же был итог вашей беседы? — спросил Давыдов, игнорируя ее замечание.
— Голем есть идея, воплощенная в средстве: как и другие земные мифы, он актуален и поныне.
— С этим не поспоришь.
— Слава, сбрось высоту! — повторила Иволга уже настойчивее. — И забирай на три часа, по курсу «дыхание».
Предупреждение о шарах Давыдов заметил и сам — но оно его не волновало. На визуализационном экране возможно стало разглядеть Хан-Арак; Давыдов взглянул на него мельком — и, заложив крутой вираж, повернул на восток к долине Мечтателей — живописной группе больших гейзеров, поднимающихся из не менее живописных кислотных озер.
— Абрамцев в свой последний час был зол и расстроен, наверняка. Но я думаю, Птица, есть только одна причина, по которой он мог бросить вертолет на скалы, — сказал Давыдов. — В последние секунды он тебя раскусил: понял, что ты его подставила. Только, предполагаю, не понял — почему. И как тебе удалось обойти программные запреты. Знаешь, Птица, — продолжил Давыдов, игнорируя мигание табло и звукоречевые предупреждения об опасности выбранного курса, — хотя Дэн частенько вел себя с окружающими по-скотски, и о способностях наших, особенно об умственных способностях, мнения он придерживался не слишком высокого — он не был плохим человеком. В миг, когда он понял, что ты намеренно, хладнокровно, хитроумно совершаешь убийство — в его голове не возникло мысли, что мы, недалекие и непрактичные, сами докопаемся до истинных причин катастрофы. Он считал себя обязанным защищать нас, из чувства долга или просто оттого, что дорожил нами; наверное, и то, и другое. Шансы удержать машину в воздухе были исчезающе малы, поэтому, мгновенно оценив обстановку, он сделал выбор: отказался от безнадежных попыток спасти вертолет и постарался забрать тебя с собой, уничтожить — чтобы оградить нас от тебя. Но, думаю, и это не было для тебя сюрпризом. Ты все рассчитала верно, кожух выдержал удар и последовавший взрыв, а ты получила еще одно «доказательство» для срежиссированной тобой истории… Вот такая у меня теория. Как тебе?
— Немедленно смени курс, — сказала Иволга и бесцветным голосом продолжила диктовать необходимые поправки. Они не отличались от тех, что высвечивались на табло.
На минуту Давыдов вынужден был замолчать и полностью сосредоточиться на «полете». Район вокруг долины Мечтателей считался одним из самых сложных: обычно его огибали за много километров.
— Ну как, Птица: ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Давыдов, найдя, наконец, спокойную зону и «завесив» в ней вертолет. Где-то на краю сознания у него еще оставалось знание о том, что он сидит в кабине ИУ, но это была уже не просто имитация, не просто игра — что-то большее. Всем телом он ощущал дрожь борющийся с ветром машины, чувствовал запах керосина и разогретого железа.
Окруженное скалами зелено-голубое озеро неаккуратным пятном растеклось по земле далеко внизу.
— По возвращении на Дармын тебе стоит показаться врачу, — сказала Иволга. — Но сначала нужно еще вернуться. Система охлаждения не справляется. Разворачивай на запад, отсюда надо уходить, немедленно.
— Обидно признавать, но насчет наших умственных способностей Дэн не очень-то ошибался, — сказал Давыдов. — Никто, даже инспектор Каляев с его с собачьим нюхом, до сих пор не смог вывести тебя на чистую воду. Но я теперь отвечаю за тебя, Птица, и за парней из эскадрильи. И не оставлю все, как есть. Придется тебе все самой мне рассказать… или мне придется закончить то, что начал Денис. Озеро под нами справится с тем, с чем не справилось ущелье Трех Пик.
— Ты злишься на меня, — сказала Иволга, немного удивленно, немного растерянно и очень по-женски; вся мощь ее машинного интеллекта сейчас не могла ей помочь. — Но ты не такой человек, чтобы уничтожить все…
— Ошибаешься: я в нашей с тобой истории — отрицательный персонаж, — сказал Давыдов. — Положительные на жен своих товарищей не смотрят. Так что либо мы сейчас все проясним, либо прояснять станет нечего. Отвечай: это ты подстроила аварию, чтобы избавиться от Абрамцева? — спросил он и сбросил газ.
Перегрузка вдавила его в кресло: вертолет камнем устремился к земле.
— Отвечай!
Валентина Абрамцева вернулась в поселок в одиннадцатом часу; уже было темно. Ее подвез Смирнов. С сожалением она попрощалась с ним и с молчаливым шофером, дождалась, когда матово-черный внедорожник отъедет, и пошла к дому. Постояв минуту на крыльце, открыла карточкой дверь, зашла внутрь, сбросила туфли — и замерла, пораженная вспыхнувшей вдруг тревогой. Свет так и не включился; и коврик для обуви оказался сдвинут с места, отчего голый пол холодил пятки.
Абрамцева тихо отступила назад к двери и нащупала кнопку перезагрузки искина-домового.
Через несколько секунд свет зажегся: приоткрытая дверь в гостиную и черные высокие ботинки на шнуровке — какие носила половина сотрудников базы, включая покойного Абрамцева — не оставили от предположения о сломавшемся «домовом» камня на камне. Из глубины дома не доносилось ни звука.