Ивритская классика прошлого века

Различишь ли зов из своей дали,
различишь ли зов,
как ни страшна даль?
Он рыдает в сердце, в душе болит
и благословляет сквозь все года.

Через мир огромный ведут пути

и, сойдясь на миг, разойтись спешат,
и своей потери не обрести,
и стопы усталой неверен шаг.

Может статься, смерть стоит за дверьми,

и прощальных слез пора подошла,
но тебя – и в самый последний миг
буду ждать, как Рахель ждала.

«Раны пред вами свои обнажать…»

Раны пред вами свои обнажать,
золото горечи – полную чашу! —
на сострадание ваше сменять
и на презрение ваше?

Вам предназначен – презрительный смех.

Силы собрав, проявлю я отвагу
и обозначу границу для всех:
«дальше – ни шагу!»

«Вновь эти строки перед взором предстают…»

Вновь эти строки перед взором предстают:
лист пожелтевший смят,
его чернила, выцветая, создают
былого аромат.

О чары памяти, о властная рука,

касания тепло!
Вот подан знак – и что-то вдруг издалека
вплотную подошло.

«Так нежны, так чудесны объятья твои —…»

Так нежны, так чудесны объятья твои —
убаюкают, грусть унесут.
К лону милой земли приравняю я их,
ибо ужас не властвует тут.

Только женщина я! Как могу я одна?

И лоза, что к вершине ползет, —
без родного ствола ослабеет она
и, как я, на землю падет.

«Пусть слиты губы, но сердца разделены…»

«Мы как два волка плясали на цепи, и это мы называли любовью»

И. Эренбург

«Поставь меня печатью на сердце своем…»

Песнь песней

Пусть слиты губы, но сердца разделены,
сердца терзает страх.
В одних и тех же – волей рока – мы должны
плясать цепях.

Степным волкам лишь слышно, как звенят

их цепи – не дано им различать
молитвы и мольбы: «поставь меня
на сердце, как печать…»

«Уходят силы прочь…»

Уходят силы прочь.
Так постарайся мне помочь,
попробуй мне помочь!

Стань мостиком над пропастью тоски,

над бездной дней,
и постарайся мне помочь,
помочь душе моей.

Стань деревом, ручьем – в краю,

где тени нет и вод.
Попробуй мне помочь!
Ночь длится,
и далек восход.

Стань вестью радостной, лучом в ночи,

стань хлебом из печи!

Моей земле

Ни славословья,
ни возвышенной строки
не посвящала я тебе,
моя земля.

Лишь дуб посажен мной

на берегу реки,
лишь мной протоптана тропа
в твоих полях.

Я знаю, мать моя, —

и в том сомненья нет,
что скромен дар тебе
одной из дочерей:

лишь возглас радости,

когда прольется свет,
лишь слезы скрытые
над бедностью твоей.

Рахель

Наша кровь едина и души,
ее голос во мне поет.
Праматерь Рахель, пастушка,
пасла Лавана скот…

И поэтому дом мне тесен

и город ко мне суров —
никогда не забыть ее песен
для пустынных ветров.

Мне другой хранитель не нужен,

кто-то путь указал мне рукой, —
это память хранит мою душу
и покой.