Ивритская классика прошлого века

Что будет в конце?

Два отрока песню поют при луне,

и два огонька загорелись в окне,
и два корабля выйти в путь должны,
две руки в ладонях твоих холодны.

Что будет в конце?

«Я стою в самом сердце пустыни…»

Я стою в самом сердце пустыни.
Не осталось со мной ни одной звезды.
Мне не скажет ни слова ветер отныне,
и песок заметет мои следы.

«Те, кто ко мне являются во сне —…»

Те, кто ко мне являются во сне —
они меня почти не замечают.
Присядут на крыльцо, не обратясь ко мне,
и сразу же уходят, не прощаясь.

Мы с ними повстречаемся потом,

когда умрем.

И тех, кто приходил ко мне во сне,

по знаку я узнаю в тишине.

Колумб 1957

Пусть всем известно: суши нет в помине.
Пусть всем понятно: звездам не сиять.
Корабль мой тонет в серых дней пустыне,
своих посланцев Бог забыл опять.

И все ж, как летний ливень долгожданный,

как страсть внезапная, что правит без руля,
я вдруг явлюсь к брегам твоим желанным,
к их лону припаду, о, новая земля!

Ты жди, – мне никуда теперь не деться,

ведь есть одна тропа в лесу твоем…
Комета разрывает ночи сердце.
Я завтра буду твой, мне никуда не деться,
моя Америка, скитание мое…

Антигона

Дождь больше не вернется. Облака,
как мертвые свидетели, висят.
И, успокоенные на века,
выходят горожане в тихий сад.

Ты сотни братьев распознала в них.

Им довелось на смерть зари смотреть.
Но все забыто – ведь должны ж они
хоть как-нибудь существовать и впредь.

Дождь не придет. И почва, как во сне,

покорно отказалась от него.
Она привыкла к жажде, к тишине,
к беззвучию рыданья твоего.

Дождь не придет. Все в прошлом. Позабудь.

Теперь попробуй обойтись без бурь.

После бури

И, если б не ветра хохот утробный,
то мы б услыхали свой голос – и знали,
какой в нашем сердце ужас огромный,
какие утро несет нам печали.

Но ветер умчится и ветер примчится,

все звуки уносит он в дальние дали,
и, если б не бледность на наших лицах,
то мы бы пути его различали.

Мудрецы подтвердят

И ныне солнце есть в сиянии небесном —
вам это подтвердит любой мудрец.
За тучами, за дождевой завесой —
не будет Свету никогда грозить конец.

Все мудрецы расскажут вам о том.

И все ж в глазах детей —
лишь молнии и гром.

«Над той горою, далеко —…»

Над той горою, далеко —
оранжевая птица там летает,
та, имени которой я не знаю.

Но с ней знакомо дерево,

и ветер с ней знаком,
и он поет ей:
«Здесь твой дом!»

В глазах девчонки

в переулке деревенском
летит оранжевая птица —
ее мне имя неизвестно.

«Ты видела ливень? Здесь царствует тишь…»