Из Черниговской губернии

— Объ чемъ тоскуете? спросилъ мщанинъ, тоже присаживаясь къ намъ.

— Да все объ вод.

— А что объ вол толковать?

— А то толковать, отвчалъ мой мужикъ-козакъ, — то толковать, что отъ этой воли всмъ будетъ плохо.

— Нтъ, дядя, сказалъ мщанинъ. Ты возьми только то: вс будутъ вольные; всякому человку богатть можно, никто его и не тронетъ, тогда и вашему брату-мщанину не въ примръ лучше будетъ. Теперь что ты возьмешь съ мужика? съ голаго, но съ святого, взять нечего!..

— А разбогатетъ мужикъ?

— Разбогатетъ мужикъ. Тогда и ты около него поживишься, сытъ все будешь!

— Это какъ?

— А такъ: взять теперь хоть меня; сошью я сапоги; много у меня мужикъ купитъ? онъ бы и радъ купить сапоги т, да купить то не на что; мужикъ безъ сапогъ, а ты безъ денегъ! Теперь ты, положимъ, рыбу ловишь; мужикъ бы и взялъ у тебя рыбки, да взять то нельзя: безъ денегъ ты ему рыбки не дашь; ты и сиди со своей рыбкой, а денегъ-то и у тебя нту, и теб купить что надо, ты не покупаешь, какъ ни плохо, а, такъ пробавляешься.

— Отъ лося — лосенокъ, отъ свиньи — поросенокъ! проговорилъ угрюмо козакъ.

— Нтъ, дядя! попомни мое слово: все пойдутъ лоси; свиньямъ ходу не будетъ, вс свиньи переведутся…

— Переведутся?

— Переведутся, дядя.

Оба замолчали.

— Пойдти напиться, сказалъ, посл нсколькихъ минутъ молчанія, козакъ.

— Вынеси и мн водицы, попросилъ мщанинъ: — ишь жара какая стоитъ!

Козакъ вынесъ воды и подалъ мщанину.

— Будь здоровъ кушамши, прибавилъ онъ съ поклономъ, когда мщанинъ взялъ ковшъ съ водой въ руки и началъ пить.

— Благодаримъ покорно, отвчалъ тотъ, выпивши воду.

— Не хочешь ли и ты? спросилъ меня козакъ:- вода у насъ ужъ очень легкая.

— Сдлай милость, дай, дядя!

Козакъ опять принесъ воды, и съ тмъ же привтомъ подалъ мн.

— Славная вода! сказалъ я, поблагодаривъ хозяина и отдавая ему ковшъ.

— И вода у васъ хороша, да и озеро у насъ такое доброе. Такого другаго и не сыщешь.

— Чмъ же оно доброе?

— А тмъ оно доброе: никогда никому никакого зла не сдлало; никто изъ самыхъ стариковъ не запомнитъ, чтобъ наше озеро малому ребенку какую вреду сдлало.

— Какой же вредъ можетъ сдлать озеро?

— Въ нашемъ озер ни ребенокъ… да не то что ребенокъ, а надо сказать цыпленокъ, и тотъ не утонулъ. Ти лто, ти зима — озеру все равно, все озеро доброе.

— Какъ называется ваше озеро?

— Святое озеро называется.

— Почему жъ его тамъ назвали?

— А потому его назвали Святымъ, что озеро доброе очень.

До Трубчевска отъ Дмитровки дорога иногда идетъ лсомъ, а отъ Трубчевска въ Погару лсъ идетъ дорогою: среди распаханныхъ полей, на которыхъ не видите ни кусточка, лежитъ широкая дорога, указной тридцати-саженной мры, и по этой-то дорог ростетъ лсъ, оставляя довольно мста для прохожихъ и для немногочисленныхъ прозжающихъ, а равно и прозжающіе — лсу.

— Чей это хуторъ? спросилъ я встртившуюся мн бабу, отойдя отъ Бугаевки верстъ шесть или семь.

— Это не хуторъ.

— А что жъ?

— Это шинокъ.

— Въ шинк можно напиться?

— Что же? можно.

— Я пошелъ къ шинку.

— Здравствуй, служивый! сказалъ я сидвшему на порог отставному солдату.

— Здравствуй, братъ!

— Можно попросить напиться?

— Можно: попроси у жида.

— Здсь шинкарь жидъ?

— Жидъ; здсь все пойдутъ шинкари жиды, въ Бушевк былъ послній шинкарь изъ русскихъ.

— Тамъ отчего же русскій?

— По всей той границ шинкари изъ русскихъ, трубчевскій откупщикъ снялъ вс шинки по границ, да и насажалъ изъ русскихъ, чтобъ водку въ Россію не перевозили.

Я вошелъ въ шинокъ, а за мной и отставкой солдатъ. Въ шинк сидла жидовка-двка, лтъ 20 слишкомъ, да жидовка-женщина, лтъ подъ сорокъ.

— Эй, жидова! крикнулъ за меня солдатъ. — Дай человку напиться чего, да поскорй!

— Да чего же? спросила оторопвшая жидовка.

— Да чего-нибудь! Только ты, почтенный, воды не пей: хуже пить захочется; а спроси-ка полкарты пива — лучше будетъ.

— Коли станешь со мной пить, спрошу пива, отвтилъ я солдату, — а то не надо.

— Пожалуй! побалуемъ пивомъ! Эй, жидова! скорй полкварты пива давай.

— Только пойдемъ изъ шинка, такъ гд нибудь выберемъ мстечко, такъ и пива выпьемъ.

— Пойдемъ сядемъ на бугорокъ.

— Давно въ отставк? спросилъ я солдата, когда мы съ нимъ сли за вино.

— Да ужъ давно: съ 834 года на-чистую уволенъ, отвчая солдатъ.

— Когда жъ ты въ службу пошелъ?

— Въ службу пошелъ я въ 806 году.

— Долго же ты служилъ!

— Да послужилъ таки Богу и великому государю; всего на все моей службы больше двадцати-восьми лтъ насчитаешь.

— Много, чай, видлъ на своемъ вку?

— Какъ не видать?

— Ну, а когда лучше было служить: въ прежнія времена, хоть въ 806 году, или теперь?

— Съ которой стороны возьмешь: съ одной стороны было лучше прежде съ другой теперь стало лучше. Льготы солдату стало больше.

— Чмъ же?

— Одежа стала легче. Теперь что солдатская одежа? все равно — ничего!.. самъ и однется, самъ и разднется… Выскочитъ зачмъ изъ фронта, — самъ и раздлся, самъ и одлся, и опять во фронтъ.

— А въ старину?