Чтобы никто не увидел, не узнал, что на самом деле…
Она не стала бы просто так выдавать такую реакцию, раз подражает живому человеку.
Это была очень плохая мысль.
— Марш? — окликнул ее Клавдий.
— Она не просыпается. Рано уснула, — невпопад прошептала Марш.
С берега раздался отчетливый хлопок. В синем свечении города быстро сгущался черный дым.
Марш смотрела прямо на него, и Клавдий видел в ее глазах ужас.
…
… Кажется, Марш ее звала, а может ей только снилось. Что-то натужно скрипело прямо над ухом, и почему-то стало холодно.
— Тамара?!
Наверное все же стоило ее удалить. Марш замечательная, и песенки у нее хорошие, но почему-то она против того, чтобы Тамара спала.
И пошла она подальше. Сама-то спать не может, вот и завидует.
— А ну живо вставай!
Она открыла глаза. Потому что Марш, видимо, не отстанет, пока ей прямо не сказать.
Марш смотрела в потолок. Там, в левом углу, что-то блестело синим. Не то огонек камеры, не то блик от уличной гирлянды.
Нет, это была целая цепочка синих искорок — они ползли вдоль потолочного плинтуса, под которым скрывался кабель. Словно муравьи, серебряные и синие. Кажется, это и были муравьи.
А может, паучки?
С чего бы Марш будить ее из-за серебряных и синих паучков.
Глава 7. Закон неубывания энтропии
С белоснежной входной двери на блестящую голубую плитку капала ртуть. Рихард постоял несколько секунд, разглядывая бликующие лужи на пороге, а потом, вздохнув, показал браслет дверному датчику.
— Что опять-то не так? — спросил он, пытаясь носком ботинка стряхнуть серебристые капли с порога. — Хоть из коридора убери эту дрянь, или прикажешь тряпкой за тобой подтирать?
Он небрежным движением отбил серебристое жало, летящее ему в переносицу.
— Очень страшно, — кивнул он.
Поставил бутылку густого винного ликера и бумажный пакет из сырной лавки на стол, скрестил руки на груди. Из динамиков доносился низкий, нестройный гул, в котором слышался редкий металлический скрип и жужжание — не то воспоминание о гудящих электробашнях, не то попытка изобразить осиный рой.
Рихард хорошо помнил черную тварь, которой Марш управляла на Стравках — уродливого осьминога с осиным жалом и фасеточными глазами. И как легко Марш оказалось представить себя этим лабором — полупарализованным, почти мертвым ядовитым монстром. Даже белоснежный кровавый туман Рихард помнил — места ударов на черных лаборах отмечались белым цветом, и Марш этого хватило, чтобы решить, что и кровь у ее монстра тоже белая.
Теперь марионеточный лабор лежал посреди его гостиной, раскинув щупальца по мебели и стенам. Только теперь это был не лабор — черная тварь выглядела живой. Щупальца влажно блестели, падали на пол ртутные шарики крови, а серебристое жало покрывала рыжая пленка яда. Фантазия обросла новыми деталями, стала объемной и почти осязаемой — Рихард мог бы порадоваться, но она заняла половину квартиры, да еще и вылезла в коридор.
— Ну?! — не выдержал он. — У меня вообще-то планы были.
Планы откладывать не хотелось. Через час ему нужно быть на другом конце города. На другом конце города его будут ждать набережная из имитированного синего мрамора, арендованный стеклянный шар аэрокабины, медленно поднимающийся над землей. И хозяйка кафе Самира, для которой он купил ликер.
Куче черных отростков, гудящих и истекающих ртутью, в этой идиллии места точно не было.
Он инстинктивно перешагнул через пару щупалец, а потом, опомнившись, пошел к монстру напрямую. Волны голубых искр нарушенной визуализации доходили до пояса и бросали блики на рубашку. Снова увернулся от жала, напоминая, что принимает правила игры, а потом медленно, чтобы не потревожить протез, встал на колени и попытался раздвинуть клубок у головы.
— Ну вот опять, — ворчал он, перекладывая невесомые щупальца. — Башку спрятала, жужжишь на всех и жалом размахиваешь. Только нихрена не видишь, потому что нельзя жопу вместо головы оставлять.
Из динамика под столом, прямо у черного клубка, донесся судорожный вздох. Человеческий, совсем не похожий на гул электробашен.
— Ты же зачем-то сюда приперлась, а? Подключилась бы к трансляторам в каком-нибудь пустом доме и жужжала там сколько влезет. Но нет, ты жужжишь здесь. Давай хоть соседей пугать не будешь?
Он наконец добрался до головы. И почему-то совсем не удивился, увидев, что на этот раз у твари человеческое лицо.
Наверное, это было мерзко. Наверное, жутко — белое лицо на черном бесформенном теле. Жало теперь касалось ее затылка, будто она собиралась пронзить собственную голову.
Лицо было чужим. Он узнавал черты Марш, но так, словно видел ее сестру. Едва уловимо изменился разрез глаз и форма носа, волосы потемнели и, кажется, стали длиннее.
Но это точно была она. Рихард знал это, даже не заглядывая в список подключенных к системе помощников.
— И что это такое? — тихо спросил он.
Если минуту назад он собирался отключить все системы, взять ликер и уйти, то теперь с трудом вспоминал, куда вообще собирался.
Она открыла глаза. Бордовые, словно подмерзшие вишни.