Из грязи и золота (СИ)

Марш молча кивнула. Тамара смотрела, как она выпускает густое облако серебристого дыма. Она не знала другого помощника, который стал бы курить при несовершеннолетних — это грубое нарушение, за которое помощник удалялся из базы после первой жалобы.

— Ты не боишься, что тебя убьют? — не выдержала Тамара. — Это того не стоит. Ты даже не можешь хотеть курить…

Она осеклась. Зря она это сказала, конечно, зря — разве кому-то понравится быть мертвым? Разве кому-то понравится, что ему напоминают, что он мертвый? Зря она это…

И снова накатила сонливость — услужливая, мягкая сонливость, в которой Тамара ни за что не скажет глупость, никого не обидит, а чем больше она будет спать — тем быстрее пролетит время. И папа ее заберет.

— Не спать!

Марш хлопнула в ладоши. Тамара видела, как она это сделала. И слышала — но только в наушнике.

Тамара сделала глубокий вдох, а потом хлопнула в ладоши. Словно раздавила между ладоней желанный, но запрещенный сон. Вернула звук, который она могла издать только через динамик, и который обязательно раздался бы во всей комнате, если бы Марш была живой.

Юханна что-то пробормотала, но не проснулась.

— Не надо, — мрачно сказала Марш. — Я сама могу.

— Не можешь, — упрямо прошептала Тамара.

Динамики зашипели, а потом нестройная дрожь белого шума рассыпалась скрипичной партией — всего за пару секунд.

— Я могу гораздо больше, — в темноте блеснули красные глаза, — чем когда была жива. Я тогда вообще нихрена не могла.

— А вывести меня отсюда можешь? — спросила Тамара, замерев. И вдохнуть боялась — чтобы не спугнуть промелькнувший азарт в ее взгляде.

— Нет, — мрачно ответила Марш. Наверное, азарт все же померещился. — Не могу и не стану. Тебе надо дождаться, когда твоему отцу повысят рейтинг.

— Как ему повысят рейтинг, если у него из семьи только я осталась, а я сижу здесь? — зло выплюнула Тамара. — Что за правила такие?!

— Это очень хорошие правила, — вдруг улыбнулась Марш. — Все, что нельзя измерить и задокументировать — субъективно. И если бы не рейтинг — тебе осталось бы надеяться, что какая-нибудь сраная комиссия решит, что Клавдий — хороший отец. Что им понравится его лицо, его дом, его работа и уровень дохода. Но ему нужно только показать цифры.

— И где он их возьмет?

— Тебе какая разница? Или думаешь, он тебя бросит?

Тамара задумалась. Даже сонливость куда-то отступила.

Нет, она не думала. Просто боялась, навязчиво и безотчетно — что папа не найдет способ повысить рейтинг. Что у него не хватит сил — Тамара помнила, как пришло сообщение о смерти мамы. Она тогда как раз гостила у отца. Он скомандовал Дафне выключить свет во всем доме и несколько минут сидел на диване в гостиной, уставившись в погасший экран. Тогда Тамаре показалось, что так и должно быть — что-то было такое в его лице и этой тихой домашней темноте, что других доказательств скорби и не требовалось. Но сейчас она вспоминала об этом и думала, что лицо у него стало совсем пустое. И что он, пожалуй, так до сих пор и сидел бы на том диване, если бы не… если бы не что?

И Тамара помнила, как папа каждый раз терялся, когда она не находила сил с ним заговорить. А она не могла себя заставить. Если бы заговорила раньше — потеряла бы над собой контроль. Показала бы, как ей плохо, а ведь папа ничего, совсем ничего не мог сделать, чтобы ее вытащить. Ей хотелось верить Марш, но она представляла, как папа останется один в темной квартире со своим бессилием.

А здорово он ей улыбнулся, когда она заговорила. Наверное, у них правда все сложится хорошо.

Юханна что-то пробормотала и перевернулась на спину. Свесила с кровати безвольную белую руку, коснувшись кончиками пальцев темного пола.

И почему-то стало тревожно, тоскливо и муторно. Не из-за руки, конечно.

… У папы такое лицо было, тогда, в темноте. Тамара даже успела испугаться — сначала на нем отразилась ее собственная растерянность, а потом что-то совсем другое. Тамара никогда не видела у папы такого лица. Но он смотрел в погасший экран, и она совсем не чувствовала угрозы. Вообще ничего не чувствовала, потому что пыталась понять, что мама умерла.

Рука. Рука у него так же безжизненно висела вдоль тела, только длинные пальцы нервно подрагивали, будто пытались что-то схватить.

Вдруг у него не хватит сил ей помочь. Вдруг он так и останется сидеть в темной маленькой квартире, пытаясь схватить что-то невидимое и уставившись в пустой экран?

— Эй! Я тебя будить больше не стану.

Тамара вздрогнула и открыла глаза. Марш задумчиво щурилась, выдыхая дым.

«А в настоящей трубке, наверное, давно бы кончился концентрат», — подумала Тамара.

Наверное, Марш думает, что такие слабости делают ее живой. Поэтому вечно хватается за трубку.

Не могла же она при жизни столько курить. Кто при жизни столько курит — умирает по-другому.

— Я не сплю, — виновато прошептала она. — Еще полчаса подождать, да?