Из грязи и золота (СИ)

— Вы никогда не совершали ничего предосудительного, — тихо сказал он. — И хотите начать сейчас. Айзек сказал, что это очень удобно, что ваша дочь в центре Брессон — простите мой цинизм, Клавдий. И я так думаю, но это может влиять на вашу лояльность как нам, так и… — Поль встряхнул рукой так, чтобы на тонком запястье блеснул серебром браслет. — Поймите меня. Я хочу еще хоть одну причину взять вас на работу. Карта оруженосца и карта бездны — очень поэтично, но бездна широка, и мы оба это знаем. Я не найму безгрешного человека. А еще я сомневаюсь, что безгрешный человек… действительно имеет опыт, о котором вы говорите.

Клавдий молча снял защитную маску. Солнце лило на голову густой полуденный зной, стекающий по шее под рубашку. Пахло водой, железом и персиками — запах бархатный и золотой.

Конечно, он знал, что Поль задаст этот вопрос. И знал, что ответит.

Клавдий обернулся. Город отсюда был почти не виден — это ночью он бросал бы в черное небо высокие столбы света, а сейчас можно было различить только синие шпили самых высоких домов.

А все же не хотелось отвечать. Клавдий верил — секреты нужно держать в руках крепко, и держать одному. Подпустишь чужие пальцы — разлетятся секреты, растают, а потом вернутся. Тонкие, острые.

И белые.

— Есть у вас карты? — безмятежно спросил Клавдий. — Лучше, чтобы нас не поняли, если все же подслушают.

Конечно, признаваться в таких вещах вслух он не собирался.

Клавдий помнил, что в колоде есть подходящие карты. Он медленно перебирал их, стараясь задержать ощущение власти над секретом. А потом отложил три карты и показал их Полю.

Вот и выпорхнул секрет. Он уже никогда не будет принадлежать Клавдию. И, возможно, уже никогда не будет секретом.

Поль долго смотрел на карты.

Ожила курица — медленно встала, побрела к краю платформы и с тихим всплеском упала в воду.

Что-то невесомо коснулось ладони. Клавдий сжал пальцы, и ему показалось, что он поймал уголек.

— Твою-то мать… — пробормотал он, разглядывая мертвую осу.

— Это правда? — очнувшись, спросил Поль.

Клавдий кивнул, убрал в карман карты и стряхнул осу на палубу. Только черная точка жала осталась под кожей.

Нужно не забыть достать.

— Скажите вслух, — потребовал Поль.

— То, что я только что показал — правда, — устало сказал Клавдий.

Десятки кур одновременно подняли головы. Уставились на Поля десятками зеленых глаз.

— Тогда это все меняет, господин Франг.

…

— Тамара? Не спи. Нельзя сейчас спать.

И Тамара открывала глаза. Смотрела в мутное окно, слушала, как стучат по листьям и крышам капли дождя, которому снова позволили обрушиться на город, а потом окно вдруг расплывалось, уходило в туман, и становилось спокойно и хорошо.

— Не спать!

— Да почему?! — шепотом возмутилась Тамара.

— Потому что лекарство действует, пока ты спишь.

— Откуда ты знаешь?

— Мне кололи похожее. Но мне было нужно, а тебе — нет. Не спи.

Тамара поморщилась, но растерла руками сонное, безвольное лицо. С трудом сфокусировала взгляд.

Юханна давно спала и не пыталась сопротивляться. Тамара ей завидовала.

Марш сидела на полу у ее кровати. Положила голову на локоть и смотрела на Тамару, почему-то очень печально.

А почему бы ей не смотреть печально. Ее вообще-то убили. Марш ей все рассказала.

— Я мечтала, чтобы меня лечили, — тихо сказала она и погладила кончиками пальцев белый матрас. — Рихард думал, что у вас здесь все лучше, чем там. И вас лечат, но почему-то от этого никому не лучше.

Тамара была рада, что однажды в рекламном мусоре ей попалась на глаза рекомендация — на самом деле, она так и не собралась посмотреть, кто посоветовал Марш. Только прочитала, что это экспериментальный независимый помощник, подходящий одиноким людям со специфическими потребностями. Так и было написано: специфические потребности.

Раньше Тамара заполняла еженедельные отчеты о социальной удовлетворенности и психологической стабильности и всегда ставила Дафне низкие оценки. Ей было не за что жаловаться на папу, и даже персоналу кризисного центра она не хотела ставить низкие оценки — она боялась. Что ее не выпустят, что у папы будут проблемы, что еще пять лет придется жить на государственном обеспечении и принимать лекарства. Поэтому она жаловалась на Дафну. И всегда писала в графе «причина оценки», что Дафна не учитывает ее «специфические потребности».

Тамара знала, что несовершеннолетним можно не вдаваться в самоанализ при заполнении этой графы, и с удовольствием этим пользовалась. А потом она нашла Марш.

— Я не болею, — шепотом возразила Тамара. — Мне же придется скучать по маме — а они говорят, что это плохо, и что от головной боли я согласна пить таблетки, а от этой нет. А я просто хочу обратно свой стресс.

Тамара неловко улыбнулась, и Марш улыбнулась в ответ, а потом выпрямилась. Пересела на край кровати.

— Твой папа вчера… Клавдий скоро тебя заберет. — Она достала из-за лацкана жакета тонкую черную трубку и остроносый тюбик табачного концентрата.

— Ты с ним говорила?