Читаем Из истории русского коннозаводства полностью

В. И. Шишкин не оставил бы в заводском составе столь порочных по экстерьеру производителей, как Великан и Визапур 3. Однако хреновская администрация последующего периода не относилась с должной строгостью к экстерьерным недостаткам, свойственным новым «голландским» линиям, и разгадка таких послаблений лежала в том, что и жеребцы и кобылы этих линий давали в приплоде значительный процент крупных лошадей, выше 160 см в холке. Действительно, из тех же актов 1845 года о передаче Хреновского завода мы узнаем, что ровно 50 % кобыл с примесью голландской крови были ростом от 2 аршин 4 вершков и выше — до 2 аршин и 5 ½ вершков — в то время, как среди кобыл чисто орловских, без вторичного прилития голландской крови, едва 1/5 часть достигала 2 аршин и 4 вершков росту, причем крупнейшая кобыла была ростом 2 аршина и 4½ вершка, рост же громадного большинства колебался между 2 аршинами 3 вершками — 2 аршинами З½ вершками. В числе же полуголландских жеребцов в 1845 году был Великан, который получил свою кличку определенно за свой огромный рост — 2 аршина 7 вершков.

Чтобы показать, что именно повторные течения голландской крови могли обусловить крупный рост рысаков, приводим родословную одного из производителей завода И. П. Кутайсова, вороного жеребца Орла 1, рождения 1820 года, дети и внуки которого отличались очень большим ростом: вороной Знаменитый был ростом 2 аршина 7 вершков, а гнедой Богатырь 3 даже, если верить книгам, — 2 аршина 8 вершков, т. е. 178 см (!).

И поверхностно и опрометчиво было бы осудить В. И. Шишкина за самый факт вторичного прилития голландской крови. Ни он, ни кто-либо другой из коннозаводчиков 20—30-х годов не был в состоянии предвидеть все последствия этого возвратного скрещивания. Ошибкой был не самый опыт вторичного прилития, но оставление в племенном составе производителей, имеющих такие пороки, которых дотоле не знал, не видел у своих лошадей Хреновской завод. Если бы Шишкин не ушел в 1831 году из Хреновского завода, то он, вероятно, стер бы все следы постигшей его неудачи тем же способом, как и в собственном своем заводе, т. е. исключил бы из племенной работы всех небезупречных и небеспорочных потомков голландских кобыл. Он сумел бы с помощью старых орловских линий и резвость повысить, чего нельзя было сделать с помощью голландских лошадей новой формации, и рост поднять, не прививая породе ряда новых для нее экстерьерных пороков.

В период 40—60-х годов в русской коннозаводской литературе нельзя найти буквально ни одного одобрительного отзыва по адресу рысаков, полученных в результате вторичного прилития голландской крови как в Хреновском заводе, так и в других заводах. Одним из самых веских и убедительных для меня лично является отзыв И. А. Молоцкого, зятя В. И. Шишкина.

В то время (1865), когда в заводе у него состоял еще производителем резвый Велизарий, лучший сын Варвара 1, и казалось бы коннозаводчик был заинтересован «набить цену» на детей Велизария, И. А. Молоцкий писал, в ответ на запрос Главного управления коннозаводства, что у рысаков со вторичным прилитием голландской крови голова и шея тяжелы и мясисты, грудь узкая, конечности сырые и не выдерживают работы, предрасположены к наливам и мокрецам, и добавлял, что некоторые известные коннозаводчики, которые приливали голландскую кровь к орловскому рысаку, полностью погубили тем свои заводы.

Уже в 40-х годах В. И. Коптев бросает остроумное ироническое замечание о том, что А. Г. Орлов запретил выпускать из своего завода производителей, между тем как ему следовало бы запретить впускать в завод жеребцов. Берггофер, апологет голландской лошади, в 1845 году должен был признать ошибочность сделанного в Хреновском заводе шага: «Жаль тоже, что недавно взяты для приплода жеребцы, родившиеся от кобыл, приведенных из Фрисландии. Можно ли улучшить сталь посредством железа?!» А по-русски мы бы сказали: «Лыком по парче не шьют».

Орловский рысак выдержал за свою историю многие испытания и стал вечным памятником русского зоотехнического гения, исполненным величия незабвенного, но вместе с тем и скорбного.

Глава VII

ХРЕНОВСКОЙ ЗАВОД В ПЕРИОД 1831–1845 ГОДОВ

После ухода В. И. Шишкина наступает для Хреновского завода сначала мрачный период управления И. П. Седина, а затем тусклый управления П. И. Кремешного. Настает эпоха, когда уже не приходится ни восхищаться, ни учиться на работе хреновских мастеров. Хреновской завод живет на проценты с капитала, завещанного А. Г. Орловым и В. И. Шишкиным, постепенно растрачивая и самый основной капитал. Седин был растратчиком по злостному умыслу, Кремешной — по неведению.

Ловкий хищник И. П. Седин и его приятели поспешно, с бурной стремительностью тащили, что могли, и рыли заводу могилу; добросовестный и бесталанный П. Н. Кремешной давал заводу медленно угасать и умирать естественной смертью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Инсектопедия
Инсектопедия

Книга «Инсектопедия» американского антрополога Хью Раффлза (род. 1958) – потрясающее исследование отношений, связывающих человека с прекрасными древними и непостижимо разными окружающими его насекомыми.Период существования человека соотносим с пребыванием насекомых рядом с ним. Крошечные создания окружают нас в повседневной жизни: едят нашу еду, живут в наших домах и спят с нами в постели. И как много мы о них знаем? Практически ничего.Книга о насекомых, составленная из расположенных в алфавитном порядке статей-эссе по типу энциклопедии (отсюда название «Инсектопедия»), предлагает читателю завораживающее исследование истории, науки, антропологии, экономики, философии и популярной культуры. «Инсектопедия» – это книга, показывающая нам, как насекомые инициируют наши желания, возбуждают страсти и обманывают наше воображение, исследование о границах человеческого мира и о взаимодействии культуры и природы.

Хью Раффлз

Зоология / Биология / Образование и наука
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать

На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.

Борис Борисович Жуков

Зоология / Научная литература