Раньше всего повышения резвости рысаков в Хреновском заводе вторичное прилитие голландской крови во всяком случае не дало, как не дало оно этого и в других конских заводах. Русские коннозаводчики, думая, может быть, повторить опыт Орлова, упустили из виду, или вернее просто не знали, что голландская лошадь в 20-х годах XIX столетия была уже не та, что в 80-х годах предшествующего столетия. Продолжавшиеся в течение 20 лет войны и мобилизации в эпоху наполеоновского ига почти до основания разрушили коннозаводство Голландии. Пройдет еще два-три десятилетия и вороные голландские «каретные рысаки» будут находить себе сбыт за границу только как лошади для погребальных процессий. Найти в Голландии кобыл такого класса, к какому принадлежали выведенные А. Г. Орловым, было просто невозможно. В лучшем случае гнедые и вороные кобылы, выведенные в 1825 году, принадлежали к сорту хороших каретных лошадей, но не к классу рысаков, пробегавших 200 сажен резвее чем в 1 минуту, к какому несомненно близки были серые кобылы А. Г. Орлова.
Клички хреновских голландских кобыл привода 1825 года встречаются в родословных резвых рысаков не иначе, как в соединении с кличкой Полкана 3, а без Полкана 3 голландские кобылы не создали ничего: отец хреновского Варвара 1, известный Визапур 3, был сыном полуголландского Любимца 3 и Касатки, дочери Полкана 3; полуголландский Великан, также оставивший мужскую линию, происходил непосредственно от Визапура 1, сына Полкана 3.
В собственном заводе В. И. Шишкина эксперимент со вторичным прилитием голландской крови длился недолго. «Не обязательно выпить бочку вина, чтобы распознать, что оно плохое». А распознав, Шишкин тотчас исключил из завода всех потомков Петерса, Старины и др.
Вряд ли иной была бы судьба полуголландских помесей и в Хреновом, если В. И. Шишкин остался бы во главе завода. Но в отсутствие В. И. Шишкина почти весь приплод голландских кобыл в Хреновском заводе, как мы видели выше, поступил в заводской состав, и так как в дальнейших поколениях среди лошадей со вторичным прилитием голландской крови оказались такие жеребцы, как Визапур 3 и сын его Варвар 1, то вскоре весь Хреновской завод целиком стал, по старинной терминологии, не чистопородным. Беда была, конечно, не в этой потере условной чистопородности, но в том, что использованные бесталанными хреновскими администраторами в племенной работе жеребцы и кобылы со вторичным прилитием голландской крови оказались носителями и распространителями общей конституциональной рыхлости и мягкости, сырости, всяких наливов, костных разращений на скакательном суставе и пр.
В литературе как XVIII, так и первой половины XIX века мы имеем, помимо жалоб на то, что голландские (или фризские) лошади сыры, бессильны, «совсем не бодры», плохо держат тело, «скорее других лошадей худеют», и прямое обвинение породы в наследственном шпате. Людвиг Берггофер, комиссионер по продаже голландских лошадей в Россию, снабдивший ими десятки русских заводов, довольно неуклюже защищает их от этого обвинения. Он говорит, что жеребцов надо покупать в провинции Дрент, «откуда происходят лучшие лошади этой породы», так как дрентский крестьянин умеет выбирать «к приплоду здоровых и беспорочных». «От этого лошади их по большей части не одержимы шпатом». Не поздоровится от этаких похвал! [161]
В 20-х годах XIX века писали, что «совсем не слышно о наследственных болезнях на хреновских лошадях». А в 1845 году в списке лошадей Хреновского завода, переданных в казну, против двух кличек производителей имеется отметка «шпат», и эта отметка относится как раз к двум жеребцам со вторичным прилитием голландской крови: знаменитому Визапуру 3 и Великану.
Про Великана В. И. Коптев писал: «Я видел этого уродливого жеребца во время его продажи в Москве с аукциона в манеже Фрейтага, в 1845 году. Он был 2 арш. 7 верш. росту и притом так узок в груди, что передние ноги его так близко были поставлены одна от другой, что коленки соприкасались между собой; ребра были при этом короткие, подпруга мелкая и зад спущенный» [162]
.