Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова

— Хм, любопытно, — с видимым интересом ознакомился с запиской де Флао.

— Я вот что подумал… Ежели эскадрон сержанта Брюно готовится к выступлению, стало быть, и другие…

— Вероятно, речь идёт, — перебил Овчарова полковник, — об отправке в Смоленск раненых генералов и штаб-офицеров. Сейчас формируется конвой для их сопровождения и составляются списки подлежащих эвакуации. Кстати, при содействии генерала Сокольницкого ваш раненый друг может оказаться в их числе. Правда, я что-то не слышал, что Молодая гвардия или хотя бы один батальон или сводный эскадрон из дивизий Роге или Клапареда намеревается участвовать в предполагаемом предприятии.

— То есть армия и гвардия остаются? — с волнением в голосе, неуверенно спросил Павел.

— Разумеется, месьё Офшарофф. Приказа о выступлении армии из Москвы не поступало, по крайней мере пока. Тем не менее… Зима не за горами, и это, знаете ли, волнует. Зайдите ко мне через денёк-другой, может, что-то и прояснится, — бросил напоследок де Флао и поспешил во дворец.

Разговор с адъютантом Бертье успокоил Овчарова, однако возникшие как по мановению волшебной палочки укрепления в Кремле и вокруг него не снимали вопросов, и спустя двое суток он вновь посетил де Флао.

— Как я и предполагал, в первых числах октября поезд с ранеными возьмёт курс на Смоленск, а может, и далее. Однако, — оглядевшись по сторонам, полковник перешёл на шёпот, — вам скажу. Ни на одно письмо нашего императора ответа из Петербурга не последовало, а миссия генерала Лористона, насколько я могу судить, с треском провалилась. Поэтому…

— Полагаете, армия выступит? — помог разоткровенничавшемуся адъютанту Павел.

— Подобные разговоры ведутся в штабе. Более того, разосланы приказы о прекращении отправки войсковых резервов и продовольственных транспортов в Москву.

— Неужели его величество решится оставить город?

— Похоже на то, любезный Офшарофф. Грядёт время подумать о себе.

— Премного благодарен вам, полковник. Не желаю оказаться навязчивым, но не могли бы вы исхлопотать для меня пропуск. Я хочу известить генерала Сокольницкого о готовящемся выходе транспорта и походатайствовать за Кшиштофского.

— Приходите завтра с утра. Пропуск вы получите, хотя вы правы — мой патрон маршал недолюбливает вас. И не нужно благодарить меня, месьё Офшарофф. A la guerre comme a la guerre[64]. Сегодня я — завтра вы поможете мне, — бросил де Флао напоследок. Озадаченным вернулся в Арсенал Павел.

— Пакуем вещи, Пахом! Французы вскорости оставят Москву.

— Неужто взаправду? — отвлёкшись от работы, всполошился гравёр.

— Похоже, что так. Об том толковал мой добрый знакомец адъютант маршала Бертье.

— Выходит, нам должно с ними тикать? — встревожился Пахом.

— Нет нам надобности с неприятелем из Первопрестольной подаваться. Однако надобно командование наше о замышляемом манёвре известить. А где Акулина?

— Дык спит она. Цельный день пробегала, видать, умаялось дитё, да и спатки попросилась.

— Пущай почивает, — с нежностью подумал о девочке Павел и уставился на мастерового, заправлявшего в машину «денежную» бумагу. — Давно хотел спросить тебя, Пахом! Стало быть, не надобны тебе деньги? Покамест не поздно, давай напечатаем хоть на несколько тыщ, особливо для тебя. Будет тебе подспорье. В Смоленске твоём, чай, всё погорело?

— Благодарствую, барин, но денег сих антихристовых не возьму. Проживу и без них, — твёрдо ответил гравёр, не отводя глаз от Павла.

— Что ж, дело хозяйское, давай вечерять, что ли.

— Пойдёмте в горницу, барин. У меня уж стол накрыт.

— Побудешь завтра с Акулиной? — кивнул на посапывавшего ребёнка Павел.

— Значица, решили в усадьбу иттить?

— Рассудил я, что так оно лучше да скорее будет. Ежели вместе из Кремля уйдём да про нашу вольность начальство французское проведает, сам знаешь, что будет. К тому же у неприятеля нынче строгости: из Кремля без пропуску — ни-ни!

— А вы, стало быть, с пропуском? — недоверчиво хмурил брови мастеровой.

— Адъютант маршала обещал мне похлопотать на сей счёт. Ежели завтра он означенный документ выправит, я немедля в Мятлевку и подамся.

— Что ж, дело ваше, барин. Тока вы больно там не задерживайтесь в усадьбе, а то… — неопределённо махнул рукою гравёр.

— Не тревожься попусту, Пахом. За день обернусь!

Выехав на рассвете из Кремля всё в той же форме гвардейского драгуна (лошадь — в приличных кондициях трёхлетку красивой чалой масти — он позаимствовал у Брюно), Овчаров без приключений доскакал до Калужской заставы и не преминул завернуть на подворье отца Серафима. Навестить генерала Сокольницкого в столь ранний час он посчитал неудобным и решил заглянуть на Поварскую обратной дорогой. После достопамятного нападения на богадельню и кровавой резни, там учинённой, у Павла болела душа за судьбу священника и его семейства. По бессильной злобе и отчаянию неприятели могли заподозрить батюшку в тайном сговоре с партизанами и без лишних предисловий расстрелять вместе с его домочадцами.

— Господь не оставил нас своей милостью, однако натерпелись мы страху, сыне! — после первых приветствий качал головой и разводил руками батюшка.