Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова

Искушаемые любопытством, они выбрались из подвала и обозрели Кремль. Крепостные стены рухнули в нескольких местах, колокольня Ивана Великого треснула, излом её красных кирпичей уподоблялся кровавой ране. Рядом стоявшая звонница обратилась в бесформенное нагромождение раздробленных камней, на которых лежали три больших колокола от тысячи до трёх тысяч пудов каждый, перевёрнутые кверху дном силою взрыва. Стены соборов — Успенского, Архангельского, Благовещенского — и Грановитой палаты были облеплены толстым слоем мусора, их железные крыши зияли дырами, пробитыми огромными камнями, тяжёлыми брусьями и оторванными языками сорванных колоколов. Обгорелые и закоптелые стены царского дворца и Грановитой палаты безобразием своим и мрачностью наводили уныние. Воющий ветер раздувал висевшие на их стенах полотна кровельных железных листов, кои грохотом и пронзительным скрипом поражали в безмолвной тишине чувства страхом. На кремлёвских площадях не было свободного места. Путь преграждали разбитые фуры, лафеты, дорожные экипажи, кареты, коляски, брички или просто изломанная мебель. Верхняя половина Никольской башни, до самой киоты образа святого Николая Чудотворца, была разрушена, тогда как сама икона святителя уцелела, равно как и стекло в ней. Часть железной крыши Арсенала оказалась сорвана и занесена на Никольскую улицу. Занявшийся от взрывов Угловой Арсенальной башни пожар уничтожил почти полностью деревянные стропила крыши и затронул часть парадного фасада Арсенала. Сама же Угловая, или, как её называли, Скотинина, башня устояла, хотя сверху донизу покрылась паутиной глубоких сколов и трещин.

Пройдя Кремлёвской набережной, они наткнулись на уродливую груду разбросанных на дальнее расстояние камней, бывших ещё вчера Боровицкой башней. От силы взрывной волны железные решётки набережной были изломаны, дома на противоположной стороне реки облеплены мусором и вонзившимися в их стены, подобно стрелам с острыми наконечниками, осколками серых камней. Вода светилась серебром оглушённой и всплывшей на поверхность рыбы. Обходя Кремль с Моховой улицы, между взорванной Угловой башней и Троицкими воротами, с не меньшим удивлением взирали они, как с верхнего яруса крепостной стены изливался сероватый колеблющийся водопад и с невообразимым шумом низвергался в ров.

— Что-то там неладно, Пахом, давай подойдём ближе! — распорядился облачённый в гражданское платье московского обывателя Овчаров. От французской униформы он освободился, как отгремели последние взрывы.

Воображаемый водопад оказался обыкновенной бумагой, исправно исписанной писарями и выброшенной неприятелем из кремлёвских архивов. От бушевавшего ветра растрёпанные и вырванные листы «дел» столь неистово клокотали и яро шелестели, что поневоле представлялись издали ревущим водопадом. Пострадали и другие постройки Кремля, но разрушения могли быть значительнее, если бы не намочивший пороховые мины дождь и вступившие в город казаки Иловайского, погасившие запалённые фитили и прервавшие ведущие к зарядам проводники.

Покидая Москву, французы предавали огню всякий уцелевший дом, а у казаков не было средств тушить умножавшие хаос и бедствия пожары. Впрочем, смысл происходящего заключался в ином. Священная столица России освободилась от чужеземной власти, грозный враг отступил и теперь спешил к Малоярославцу, пытаясь опередить Кутузова. В Москве же в продолжение целого дня и наступившей вслед за ним ночи поселилось безудержное веселье, везде только и слышались восторженные крики — Москва спасена! — и раздавалось троекратное «ура!». Исстрадавшаяся столица шумно праздновала своё освобождение.

Когда в город вступили казаки и заняли Кремль, им пришлось остудить пыл приехавших в Москву на возах окрестных крестьян, понадеявшихся на лёгкую поживу. Охваченные корыстолюбием мужики бросались грабить и захватывать соляные склады, находившуюся в кремлёвских подвалах казну с медными деньгами, а также уцелевшие и чудом не выпитые винные погреба. Вступивший в Москву отряд едва был достаточен для того, чтобы сдерживать вооружённую добытым у неприятеля оружием чернь, стекавшуюся со всех сторон в город. Однако неожиданно для себя мародёры столкнулись с сильным противодействием и не раз попробовали на своих спинах удар казацкой нагайки, когда пытались через обрушенные стены проникнуть в Кремль. Полностью пресечь бесчинства всё же не удалось. Группы неистовых в гневе людей таскались по заброшенным пожарищам, отыскивали в подвалах и погребных ямах спрятавшихся в них неприятелей и жестоко убивали последних, зачастую зарывая ещё живых в землю. Заблудившиеся и отставшие от своих частей французы бродили по Москве и становились жертвами разъярённых крестьянских толп.