Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова

Извозчик ждал Павла возле паперти, и, раздав щедрую милостыню, он поехал в монастырь, а уж потом вернулся в гостиницу. Трепеща от неизвестности, поднимался он по ступеням; когда вошёл в горницу, навстречу ему бросилась красная от слёз Анна. «Неужто?..» — страшная догадка пронзила его, как он услыхал Акулину:

— Тятко, тятко! Где же ты был?! Я уж соскучала!

Обняв невесту, подбежал он к постели и, присев с краю, наклонился над ребёнком, сглатывая подступивший комок и сквозь слёзы улыбаясь…

Три недели прожили в Торжке, прежде чем недуг Акулины окончательно отступил и она смогла встать на ноги. За время её болезни Павел и Анна необычайно сблизились. Когда Акулине стало лучше, они оставляли её на попечение Настасьи и Пахома, а сами совершали прогулки по Торжку. Умиротворительная атмосфера уездного городка с его неторопливым, размеренным бытом, деревянными домами и многочисленными церквями с устроенными при них мастерскими золотого шитья, живописные берега Тверцы, вдоль которой, взявшись за руки, они каждодневно гуляли и не могли наговориться, а главное, болезнь Акулины помогли им лучше понять и узнать друг друга. Прошёл ноябрь, наступили холода, снег густо устлал округу, и, чтобы продолжить путешествие, экипажи поставили на полозья. В первых числах декабря они выехали в Петербург.

— Отчего вы так задержались, право?! Государь уж покинул столицу и отбыл в Вильну, навстречу армии! — огорошил Павла секретарь главнокомандующего в Петербурге Вязьмитинова, к которому его провёл гулкими коридорами и опустевшими лестницами дежуривший во дворце флигель-адъютант.

Ознакомившись с подорожной подробнее и, кося намётанным глазом на личную печать Ростопчина, секретарь решил принять участие в судьбе ротмистра. Годы службы у Вязьмитинова научили его жизни.

— Сейчас уж поздно, — кинул взгляд на массивные напольные часы он, — однако завтра я попробую устроить вам аудиенцию у его высокопревосходительства, — поклонился на прощание предупредительный чиновник.

Выйдя из мрачной громады дворца, Павел поспешил в близ стоящий дом Кусовникова[76], где помещалась знаменитая Hotel de L’Europe[77], кою выбрала для постоя Анна. Там он узнал об ответе дядюшки на её записку, посланную немедля по приезде в гостиницу. Беглым, размашистым почерком Пётр Васильевич извещал, что будет рад видеть любимую племянницу в своём доме, однако её одну. «Жду тебя завтра, ma chere niece[78]. Потолкуем, как водится средь благородных людей, по-родственному и тет-а-тет. Мы же одна семья, Аннушка! Ежели желаешь непременно быть с избранником своим — воля твоя, однако ж, разумею, будет лучше нам встретиться вдвоём».

— Поезжай, Аня, к дяде, как он просит. Может, тогда разговор у вас сладится, а я покамест его высокопревосходительство навещу. Вдруг аудиенция мне назначена будет.

— Не верю я дядюшкиным словам, наверняка козни задумал, — порывая записку, задумчиво вздохнула она и подошла к зеркалу.

Чёрные обручи под глазами — след бессонных ночей, проведённых у постели Акулины, — исчезли без следа, щёки подрумянились, лоб разгладился. Анна понравилась собственному отражению и улыбнулась.

— Не тревожьтесь понапрасну, ma chere! Не съест же он вас! А ежели потребного опекунского согласия дать не соизволит, падём в ноги императору. Государь не оставит нас своей милостью! — попеременно переходил с «ты» на «вы» Павел в разговоре с невестой.

Вязьмитинов любезно принял Овчарова. Попросив подорожную, он с почтением прочитал её, затем проглядел бывший при Павле охранный лист светлейшего и осторожно, дабы не помять, повертел в руках запечатанное красным сургучом, в конверте с вензелями графа, письмо Ростопчина государю, кое тот вручил Овчарову напоследок.

— Переданное вам моё письмо государю облегчит доступ к императору, — прощаясь, шепнул ему на ухо Ростопчин.

Пожелав доброй дороги, Сергей Кузьмич отдал Павлу новую, подписанную своим именем подорожную до Вильны. Счастливый столь скорым решением дела Овчаров принялся благодарить Вязьмитинова, но тот остановил его.

— Скажите, ротмистр, — лукаво щурясь, полюбопытствовал он, — не доводится ли вам родственником его светлость князь Пётр Васильевич Лопухин?

— Отродясь подобного родства не имею и в родственниках его светлости не состою, ваше высокопревосходительство, — открестился от подобной чести Павел, в недоумении взирая на Вязьмитинова и пытаясь понять причину неожиданного вопроса.

— Ну а тёзка его, Пётр Васильевич Мятлев, кем вам приходиться изволит?

— Пётр Васильевич опекун и дядюшка невесты моей — Анны Петровны Мятлевой. Мне же он не родственник и покамест стать им не желает! — на гребне чувств невольно проговорился он.

— Ах вот оно что… — задумчиво протянул Вязьмитинов и со словами: — Сей незадаче помочь незатруднительно будет, — с загадочной улыбкой отпустил сбитого с толку Овчарова.