Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова

Приём, оказанный Кшиштофскими, превзошёл его ожидания. Полный тонких блюд и превосходных вин стол (и где они только всю эту снедь достали?!), накрытый в большой гостиной, удовлетворил бы вкус строгого гурмана, а благодарные лица хозяев и подчёркнутое, порой излишнее внимание к его скромной персоне со стороны пана Владислава и самого Хенрика заставляли Овчарова испытывать неловкость. Одна Эльжбета была рассеянна, натянуто улыбалась, часто хмурилась и, когда принесли десерт, ушла к себе, сославшись на мигрень. Впрочем, её настроение, хорошее иль дурное, не слишком заботило влюблённого в другую женщину Павла. С уходом Эльжбеты беседа потекла живей и свободней.

— А как тебе удалось остаться… э-э-э… незапятнанным, ежели не секрет? — долго искал нужное, дабы не обидеть гостя, слово пан Хенрик.

— Может, и секрет, — с загадочной миной обвёл взглядом присутствующих Павел, — но вам скажу. После счастливого освобождения из подземной тюрьмы смоленской крепости я выполнял задание русского командования. Рассказать больше — увольте, не могу, война, насколько я сужу, ещё не окончилась.

— Точно так! — с готовностью подтвердил пан Владислав, тогда как его сын, сражённый услышанным признанием, в великом замешательстве взирал на Овчарова. — Наши квартиранты полны решимости продолжить поход и только говорят об том, — подхватил мысль гостя Кшиштофский-старший.

— Не сочтите и меня неучтивым, — посмотрел он в глаза хозяевам, — как власти относятся к вам после…

— Можете не продолжать, Поль, мы отлично поняли, о чём идёт речь, — махнул рукой пан Владислав. — Вы, верно, не знаете, поскольку были в пути. Император Александр подписал двенадцатого дня высочайший манифест о всемилостивейшем прощении воевавших на стороне Наполеона поляков. В свой день рождения подписал, — многозначительно добавил он.

— Что ж, добже, добже, ежели так. Государь милосерден и принял справедливое решение, — дипломатично проронил Овчаров. — А что ваши постояльцы, кто они?

— Штаб-офицеры Главной квартиры, — открыл рот после первого потрясения пан Хенрик. — А твой квартирант разве не говорил тебе? Он днями был у нас и справлялся о твоей милости.

— К сожалению, не имел удовольствия с ним познакомиться. Он нынче в Вильне.

— Так он знает тебя и сообщил нам, что вы давно знакомы! — радостно воскликнул Кшиштофский-младший.

— Как его имя?

— Генерал-майор Чернышёв, адъютант его величества императора Александра, — недоумённо передёрнул плечами пан Хенрик, дивясь незадачливости друга детства.

— А-а-а… тогда всё ясно! Он действительно знакомый мне. — Павел задумался: «Стало быть, господин флигель-адъютант и кавалергардии полковник в генералы вышел. И мой постоялец! Что ж, пожалуй, и к лучшему!»

— Не угодно ли ещё токайского иль, может, коньяку? — учтиво предложил Кшиштофский-старший, указывая сновавшему подле стола официанту на пустую рюмку Овчарова.

— Благодарю вас, пан Владислав, и тебя, Хенрик, но я должен откланяться! — Ему так не терпелось встретиться с Чернышёвым, что он готов был пожертвовать отборным коньяком, оставленным семейству Кшиштофских их французскими покровителями.

— Что ж, дела службы превыше всего! — не стал настаивать поляк. — Примите нашу искреннюю благодарность, и, коли… — на секунду запнулся пан Владислав, — вам представится возможность, замолвите словечко за нас перед паном генералом, — покраснел до корней волос он, наступая на собственную гордость.

— Не премину! — бодро попрощался с хозяевами Овчаров и вышел из гостиной.

«Видать, не шибко панове на прощение царское уповают!» — улыбался в усы он.

Пока он визитировал Кшиштофских, Анна с Настасьей и Акулиной приняли ванну (благо Тихон расстарался!) и легли почивать в своих комнатах. Проснувшись, они с аппетитом отобедали и спустились в сад, намереваясь осмотреть усадьбу. Приехавший из города староста Леонтий взял на себя обязанности провожатого. Несмотря на мороз, гулять по расчищенным, прихотливо убранным дорожкам было одно удовольствие, и освободившаяся от строгой опеки Акулина радостно понеслась вперёд, оглашая околоток звонкими возгласами. Настасья побежала за ней, тогда как сопутствуемая Леонтием Анна неспешно шла позади, с интересом внимая рассказу старосты. Широко рассыпавшаяся по парку дворня внимательно наблюдала за гостями. Среди любопытствующих находился и Лёвушка, оказавшийся тем самым нанявшимся недавно конюхом и взятый Тихоном к себе в помощники.

— Глядите, глядите, неужто столичная панночка нашей барыней будет?! А панёнка, поди, тогда чья?! — кивая на резвившуюся Акулину, недоумённо вопрошали сгоравшие от любопытства бабы.

— А чаво ему, кобелю! Потешился, Баську дуру обрюхатил, когда ейный муженёк кровушку на войне проливал, а таперича на благородной женится! — бессовестно судачили они.

— Цыц, чаво раскудахтались?! Баська от мужа сваво, Витольда, понесла. Он весной здесь был, а война, чай, в июне зачалась! — неожиданно встрял в их спор выросший как из-под земли Тихон.

— Помолчи уж, баринов прислужник! От Витольда! Да она на Витольда когда смотрела?! А весной его в рекруты забрили! Не люб он ей был!