Из любви к тебе

Каждый день я убеждаюсь, что те, кого уже нельзя вылечить, живут полнее и честнее нас. Если только мы немного им помогаем. Они не огорчаются по мелочам, они умеют радоваться так, как радуются только дети и старики: солнцу, форме тучи, запаху яблок, снегу, искреннему объятию… Но они редко, очень редко говорят о том, чего бы им хотелось. Потому что времени и сил на исполнение желаний у них уже практически нет. Потому что все мы неизбалованы, жили трудно, а в конце жизни уж совсем перестаем верить в чудеса. И если кто-то из пациентов вдруг озвучил хоть что-то: рыбки бы красной поесть, послушать бы казачьи песни, внука повидать – надо спешить. Завтра может быть поздно. Завтра может уже не быть. И порадовать человека нужно успеть сегодня.

Анна Алексеевна лежит у нас в четырехместной палате. Ее навещают дочь и внучка. Они выбираются в холл, держатся за руки, смотрят телик. Они ни о чем не мечтают, кроме того, чтобы у них было чуть больше времени побыть вместе и чтобы не было боли. Но когда Анна Алексеевна узнала от врача, что впереди максимум пара месяцев, то подумала, что в Питер так никогда и не попадет… Она упомянула об этом в разговоре с медсестрами, те сказали врачу, врач – сотруднику фонда «Вера». Она мечтает поехать в Санкт-Петербург. Такая простая и такая недостижимая мечта. А времени немного – успеть бы до Нового года.

Такое простое для многих из нас дело – съездить в Питер на пару дней: сели в «Сапсан» и смотались туда-обратно. А Анна Алексеевна откладывала это всю жизнь. Ждала подходящего момента. Сначала растила сына-инвалида, который требовал постоянного ухода: «Бегать бегал, но не говорил и в туалет только в памперсы ходил до девятнадцати лет. А я была привязана, прикована к дому», – рассказывает Анна Алексеевна. Потом родилась дочка и совсем стало не до поездок. На вопрос, почему именно в Санкт-Петербург, Анна Алексеевна отвечает очень просто, смущаясь после каждого слова: «Пройтись по Невскому… Посмотреть Зимний… Красивый город, Северная столица, а я ни разу не видела…»

* * *

Когда каждый день умирают рядом люди – и дети, и те, кому двадцать пять или тридцать, и ровесники, и хорошо пожившие; когда каждый день общаешься с родственниками, сильными, потерянными, благодарными, агрессивными, плачущими, спокойными, одинокими, виноватыми, любящими; когда каждый день многие годы слышишь слова благодарности; когда каждый день смотришь и не понимаешь, ну как еще держится жизнь в этом истерзанном теле и почему кто-то сам себе определяет срок: вот сестру дождусь, она из Лос-Анджелеса должна прилететь, вот дождусь ее и тогда уж… и действительно, именно тогда, дождавшись и обняв сестру, тихо уходит, а кто-то, наоборот, исчерпал уже все силы, а тело живет и живет, не отпускает душу…

Так вот, когда видишь все это каждый день, то невольно начинаешь анализировать, обдумывать то, что многим вне хосписа и в голову не приходит. Как, да и связаны ли вообще, наша жизнь и наша смерть.

Мама говорила: как человек живет, так он и умирает. И это не про зависимость между качеством смерти и праведностью жизни. Нет. Это про характер, про особенную жизнь каждого из нас и, значит, про особенную смерть. Смотришь на людей, в их глаза и думаешь: как тебе плохо, дружочек, ну что ты так душу рвешь и себе, и близким? почему такой ты одинокий, когда столько друзей вокруг? что ты лечишь в себе и как ты будешь уходить, когда придет твое время?

На некоторых людей смотришь и видишь их старыми и среди внуков, а других старыми, злыми и одинокими, а иных – разочарованными; про кого-то не можешь понять, зачем они так расходуют себя, и думаешь: ну подожди, куда ты гонишь, туда нельзя опоздать, погоди! А про кого-то совершенно понятно: настолько себя отдает, что это просто не может длиться долго.

Так было и с Димой Калининым, артистом театра «Русская песня». Он как хорошее сухое полено нагреет дом скорее, чем охапка сырых дров, но сгорит дотла, без углей, очень быстро. Он приходил в хоспис и жег себя для тех, у кого уже мало оставалось жизни впереди, дарил им столько тепла и света, что в их глазах снова появлялись интерес и желания. Дима, наш потрясающий волонтер, друг хосписа в Царицыно, музыкант, нахальный и гениальный балалаечник, на концертах которого у пациентов плясали ноги под одеялом. Теперь будет играть нашим пациентам уже там, на облаке…

Странная штука жизнь. Не экономьте себя. Отдавайте себя. Не жалейте себя. И берегите тех, кто рядом, хоть это и самое трудное – беречь именно тех, кто близко. Даже если кажется, что у них, у близких, все хорошо и им ничего от вас не нужно. Потому что сроков никто не знает, и потому что мы все очень друг другу нужны. Уже сейчас. Не только на хосписной койке, но и до нее. Ведь койка эта может и не случиться, а значит, времени долюбить и доцеловать может просто не быть.

* * *

Сумасшедшая жизнь… Ночная подготовка к важнейшим совещаниям по хосписам Москвы; подруга, у которой необезболенный муж после операции; еще четыре срочных тяжелых пациента, а я даже не успеваю перезвонить и организовать консультации и помощь.