Всегда теряюсь, когда слышу вопрос: как дела? Ну, как всегда дела: зад в огне, всё бегом, ничего не успеваю, работаю круглосуточно, а в целом – всё окей.
На самом деле жизнь невероятно насыщенная и интересная, очень интенсивная, стресс – давно уже каждодневная норма, но ведь каждый выбирает по себе… Мне нравятся и скорость, и стресс, и объем работы, и быть на связи 24/7, и чувствовать себя полезной – мне все это дико нравится. И да, я иногда ною и плачу, и часто хочу, по-девочковому, чтобы меня обняли и пожалели, сказали бы, что я умница, что все получится или что я имею право все бросить и умотать в деревню.
И я иногда хочу, чтобы не советовали ничего, а просто тихо гладили бы по спине, а я бы всхлипывала и засыпала. Но я знаю, что с утра проснусь и снова буду уже ни фига не принцесса Фиона, а огр Фиона – могучая, страшная и зеленая.
С нетерпением и интересом я жду собственной старости, когда уже не будет этого темпа, когда можно будет только оглядываться назад, спокойно и без нервов оценивать произошедшее и с благодарностью вспоминать: какая невероятная была жизнь, как много было возможностей, какие были на пути люди, какие задачи, планы… Бог даст – оглядываясь назад, можно будет даже увидеть результат…
Сейчас спокойствие и мудрость, которые порой сопутствуют счастливой старости, для меня недосягаемы. А как же хочется… Я суечусь, я мчусь куда-то вечно, я не даю другим сделать полный вдох-выдох и снова принуждаю людей заныривать в глубину. Я часто слышу: береги себя, экономь силы. А зачем? Чтобы что?
Хоспис научил меня видеть, что люди уходят тогда, когда пора… И если нам смерть близкого кажется преждевременной, а в смерти ранней мы видим невероятную несправедливость, то, видимо, оттуда, сверху, обзор лучше, и им там хорошо видно, кого уже пора забирать…
Поэтому я и фигачу как могу, чтобы успеть… А силы на еще один день, а потом еще на один дают люди. Эта работа – помощь тем, кого нельзя вылечить – притягивает каких-то абсолютно гениальных людей. Это все медики, врачи и медсестры, те самые, которые с больными работают, вот ими-то я и «кормлюсь» – каждый день.
Приложилась и отпила от Люси Улицкой, с которой мне повезло провести половину дня и которая рассказывала мне про кривые разноцветные стеклышки, самые ценные свои драгоценности. Почерпнула от двух мам, чьи неизлечимо больные дети лежат в Паллиативном центре в Чертаново, и уж, казалось бы, ну у них-то откуда сила, да еще чтобы делиться, а тем не менее они могут напоить еще дюжину выдохшихся лошадей типа меня.
Брала силы у удивительной, очень скромной и при этом нереально сильной и умной Светы Чупшевой, генерального директора Агентства стратегических инициатив, которая при своей занятости еще как-то умудряется оставаться очень женственной, с такой особой северной русской красотой.
Встречи утром, встречи вечером, перед обходом, после беседы с растерянными родственниками; встречи после совещаний по закупкам и перед совещанием по стройке – все эти встречи выматывают, и все – дают силы. Люди потому что невероятные…
А значит, дела – прекрасно.
Я всегда не любила свой день рождения. Ругалась с мамой, что не хочу отмечать, просила, чтобы она не звала никого. Не знаю почему. Цветы и подарки обожала, конечно, и то, как мама всегда это обставляла: открываешь с утра глаза, а у кровати (как она успевала бесшумно все поставить?!), потрясающе упакованное, лежит именно то, самое долгожданное – кукла из «Лейпцига» с открывающимися глазами, колготки цвета фуксии, эластичные, как-ни-у-кого, джинсы-варёнки (божечки, нищее наше детство!), золотые тоненькие сережки-цепочки, билеты на «Лебединое озеро» в Большой, собрание сочинений Джеймса Хэрриота… И всегда букет тюльпанов с сиренью или пионы с сиренью. Всегда-всегда…
Потом, лет после девятнадцати, я поняла, что день рождения – это мамин день, и я стала отмечать его с родителями и дома: с вареной картошкой и селедкой и со спокойными и долгими разговорами про учебу-работу-мужа-книги-детство-войну-политику, и только так. В Новый год еще можно было уехать куда-то, но в день рождения обязательно к маме – она мне тюльпаны, а я ей – фрезии…
Потом родились свои дети, и то, что день рождения – праздник мамы, стало уж совершенно очевидным. Так что чего уж говорить, теперь, когда нет ни папы, ни мамы, отмечать день рождения совсем неохота. Начинается он всегда за неделю до плохим настроением, подведением итогов, самокопанием и самобичеванием. А утром в этот день теперь всегда слезы – мама не позвонит, папа не зайдет.