Из любви к тебе

В одном из хосписов переставили наконец мебель в холле, и всем родственникам будет уютнее. В другой хоспис пришел Костя-клоун[33] и встретил в одной из палат клоуна-пациента. Они говорили тихонько, наверное, про свою клоунскую жизнь, такую непростую, грустную и скрытую от нас почище секретов балетных подмостков. Сегодня клоуна-пациента не стало… И я почему-то уверена, что Костя-клоун очень это все близко воспринял.

И все никак не хватает времени сесть и структурировать эту не поддающуюся контролю жизнь. Ведь если все стройно набросать в блокнот, все по пунктам расписать, если коротенько так все поручения и сроки, если на каждый проект – отдельную страничку, то тогда ведь все успеешь и все получится, да? И будет меньше ошибок просто оттого, что я сделаю список ошибок и буду знать, что нужно исправить.

* * *

Илья вырвал меня на три дня из Москвы в Париж. Я страшно не хотела ехать. Причина одна – до фига работы в Москве, потом нагонять… Но вроде на три дня не много, и Париж был в жизни только однажды, галопом, часов за шесть.

Илья тоже был один раз проездом, и у него ужасно неудачная вышла поездка, с плохими воспоминаниями. Вот и я без настроения приехала, в голове его слова про грязь, про мерзкий дождь, про разочарование Эйфелевой башней, про хамство в метро. Нас из аэропорта довез типичный шереметьевский разводила, за сто восемь евро до гостиницы (вместо ожидаемых сорока). А я не расстроилась почему-то, он так убежденно и самозабвенно объяснял, почему надо ехать именно с ним, а остальные все жулики, и мы повелись… А потом он расслабился и явно возил нас кругами, зато в начинающихся сумерках я увидела все знакомые по школьным слайдам и фотографиям виды. И из подсознания вылезает (как у многих «London is the capital of Great Britain»): la place de la Concorde, l’Arc de Triomphe, les Invalides, le Pont-Neuf, les fenetres de ma chambre donnent sur la rue…[34]

И слышится мамин голос: «Нютка, если бы я в жизни повстречала живого француза, я бы за ним пошла на край света, лишь бы говорил… говорил… Нют, ну почитай из учебника стихи какие-нибудь». И сами собой из меня огромными пластами вываливаются стихи Аполлинера, Превера, тексты песен… Илья удивляется.

На бульваре Сен-Жермен я уже прекрасно ориентируюсь, могу экскурсию провести в любую сторону – именно эта часть Парижа была моим экзаменационным билетом. Гостиница – особняк XVII века, потрясающий персонал, как прислуга в «Красном и черном», в спальне кровать с балдахином, и в ведерке со льдом – бутылка. А потолок из старых деревянных балок с металлическими скобами. Напротив – букинистический книжный, и какой-то похожий на престарелого артиста покупатель в красных высоких кроссовках перебирает открытки. Это Латинский квартал (Le Quartier Latin). Моя мечта детства – учиться в Сорбонне, это за углом. Надо дойти поглядеть. Да и погода прекрасная, тепло, после Москвы хочется расстегнуть ворот, приятно снять и сунуть в карман ненужные перчатки и шарф. А Сена и остров Сите вот просто в двухстах метрах, мимо нескольких булочных, brasserie, cafe… Сена удивительно быстрая, бурлит и перекатывается и как-то очень эмоционально себя ведет. Еще чуть вперед от реки, от нашего особняка минут пятнадцать, виден Notre Dame. Но это завтра, а сегодня надо успеть поесть. И конечно, разбегаются глаза. Справа на уличном лотке креветки-мидии-устрицы с лимоном, слева из корзин торчат багеты, рядом ресторан с названием Café de Paris.

Когда мы снова выходим на эту улочку через час, у входа трио играет джаз, а прохожие танцуют очень расслабленно, парами, и те, кто подальше, у перекрестка, тоже пританцовывают, а напротив музыкантов чудный цветочный магазин с разноцветными фрезиями, мамиными любимыми, в витрине. И конечно, я опять ее вспоминаю, как бы ей тут понравилось и как она легко и притягательно для папиных глаз начала бы сейчас пританцовывать ее любимый джаз… и как просто купила бы фрезии, не думая о сдаче и о том, что она тут на три дня всего, а они завянут, и в тысячный уже раз поражаюсь ее умению расслабляться и радоваться мелочам, умению, которое передалось моей сестре Маше и обошло стороной меня.

И конечно, подступают слезы, и через них я вижу, как одна из танцующих барышень подходит к музыкантам и поет:

Heaven, I’m in heaven
And my mom and dad are dancing
Cheek to cheek…[35]

* * *