Вынул из шкафчика одежду, натянул трусы, майку, стал надевать джинсы.
Из соседней душевой кабинки появился Шон Малони, лучший друг Кенни в их бригаде — хотя Шон был коммунистом, а Кенни себя называл беспартийным анархистом и очень любил над коммунистами язвить. Некоторые на его шуточки, вроде такой: «Ну, комми, скоро вы начнете строить нам Гулаг?» — очень обижались. Но не Шон.
— Завтра на стадионе? — спросил Кенни, напяливая свитер. — Приедут валлийцы, будет страшное рубилово.
Смерть профессионального футбола не повлияла на футбол любительский, а даже и наоборот, игры команд народных заводов собирали полные стадионы.
— Не смогу, — сказал Шон.
— Жена не пустит? — поддел Кенни.
— Нет, — ответил Малони. — Завтра на работу.
— Суббота завтра, приятель. Семья, футбол, пиво. Совсем ты заработался.
— Я знаю, что суббота, — сказал Малони. — Объединенные ячейки коммунистов, социалистов и анархистов постановили завтра выйти на работу.
— Боже, храни Королеву! — изумился Кенни. — С какой такой радости?
— Республика и Федерация задыхается в энергетическом кризисе, а мы здорово отстаем с подготовкой грузовиков. Ну, вот и решили выйти.
Верфь «Уильям Галлахер» приводила в порядок два грузовика, которые таскали с Луны контейнеры с субстратом, добываемым из лунного реголита, которые потом сбрасывали на Землю, а уже там из него добывали гелий-3 — главный источник энергии планеты — нефть, газ и уголь при Старом Порядке были проедены.
— И что, — заинтересованно спросил Кенни. — Ведь сверхурочный труд запрещен: второй пункт Декларации. Или вам, партийным, можно? Вам по двойному тарифу будут эквы давать? Почему другим не сказали? Мне может тоже не мешало бы — у Джин день рождения, я бы не прочь кое-что ей подарить.
После отмены денег распределение происходило по эквам — эквивалентам затрат времени, которые никто не хотел называть деньгами, так как слово «деньги», как и слово «потребление», относились к списку самых презираемых слов из Старого Порядка.
Шон помотал головой.
— Нет. Работать будем без компенсации времени. Для Республики.
Кенни, услышав это, чуть не упал.
— Грузишь, Шон! Как это так: без компенсации?
Шон Малони посмотрел на друга, пожал плечами.
— Да вот так. Но ты не парься — никто никого не заставляет. Можешь с Джин смело идти на футбол. Хорошо бы, кстати, чтобы наглым валлийцам надрали задницу — они уже четвертый круг без поражений.
Коммунисты приехали на работу на микроавтобусе. В уставе такого не было, но члены их партии, кроме больных или обремененных большими семьями, личных машин традиционно не имели. У ячейки был один на всех старый немецкий микроавтобус, который они использовали как для нужд личных, так и для работы.
Анархи, тоже вполне традиционно, приехали на велосипедах, ну а социалисты — на общественном транспорте.
Перед работой все собрались перед проходной, поговорить о том, о сём, самые же несознательные курили.
Вдруг на площадку, где стояли рабочие, вылетел разболтанный «бентли», развернулся, замер. Из машины вылез Кенни Уиттакер, подошел к Шону, стоящему среди своих — коммунистов.
— О, Кенни, а ты чего тут? — сказал кто-то. — Сегодня суббота, работаем не за эквы, можешь спокойно ехать домой.
— Вы, коммунисты, хотя и ничего ребята, а все-таки засранцы, — сказал Кенни. — Себя единственно самыми правильными считаете? Святые такие, да? Вот точно, дай вам волю, кругом одни Гулаги построите, как в прошлый раз. Читайте русского Солженицына!
Кенни, как обычно, все послали, но, тоже как обычно, без злобы — уже привыкли.
На площадь стали въезжать и другие машины, а также мотоциклы и мопеды, и скоро обе смены верфи собрались практически в полном составе — включая беспартийных и даже, что особенно странно, монархистов.
Взвыла оставшаяся с Гражданской сирена на башне, и рабочие пошли в цеха — приводить в порядок грузовые космические корабли, которых так ждали русские и немецкие шахтеры на Луне.
Дорога