— Чего, говорю, приперлись опять? Вам все мало?
А она и говорит — а голос, честно скажу, прямо музыка:
— Ты не переживай, сержант.
— Да уж как же не переживать, — отвечаю горько. — Страны нет, Варшавского договора нет, в Афгане всех, кто за народную власть был, духи порезали. Куба одна стоит — да сколько же в одиночку выстоишь? И все из-за вас, пришельцев долбанных. Да из-за моей мягкотелости.
А девка мне отвечает:
— Ты, сержант, выдержал экзамен на человечность. Это главное.
— Толку-то, говорю, от этой вашей человечности. Вон, теперь Ливию рвут на части — и все плевали на эту человечность. По всему миру один крысизм побеждает, а вы мне про человечность. Надо было рубануть пиндосу по горлу — вот тогда бы человечность и была.
— Ты не прав, солдат, — девка снова говорит. — Жизнь не остановить. Ваш проигрыш — залог вашей победы. Настоящей победы, такой победы, с которой даже 1945-й не сравнится.
— Где, говорю, эта победа?
А мимо как раз компания молодняка идет — девки размалеванные с пивасиком в руках, гопники какие-то с ними. Орут, хохочут.
— Эти, что ли, победят? Да их уже и побеждать не надо — они уже побежденные. Сгнили, только на ногах стоять научились. Все сгнило.
— Нет, сержант, — говорит девка, — Ты победил. Твои дети увидят победу. И, кстати, для нее немало сделают.
И опять что-то — щелк! — и нет ее. Один я сижу в своей девятке.
Ну, поездил я все-таки немного, побомбил, подумал, прихожу домой — мои пацаны сидят, какую-то пургу смотрят по телику. Я его — телик — взял, об стену, как хотел было, грохать не стал, просто поставил на шкаф.
— Все, пацаны, говорю, халява закончилась. Начинается жизнь всерьез.
Ольга прибежала — решила, что я нажрался, как обычно. Видит, что трезвый — так еще больше испугалась. Но я ее успокоил.
До полуночи с пацанами проговорил за жизнь — так, как никогда не разговаривал. А с утра — волю в зубы и марш-бросок на пять километров…
Ну, дальше уже другая история. Старшой мой, Данька, в меня пошел — будет солдатом. Как-то на площади полицейские крысы разгоняли митинг красных — я там тоже был — ну и один мордоворот дубинку поднял, чтобы его девушку стукнуть. Данька руку его перехватил аккуратненько так, чтобы не придрались — и что-то этой обезьяне шепнул на ухо такое, что тот поспешил ретироваться, стариков с портретами Сталина пошел дубинкой своей демократической бить.
А младший, Колька — больше книжник. Учебники по химии читает, по радиоэлектронике. И ведет целый Интернет-форум: «Способы борьбы с военной техникой стран НАТО». У форума много читателей, говорят. То есть молодняк, значит, конкретно интересуется. Так что поглядим. Еще не вечер.
Комиссия
Петров нажал на кнопку звонка. За дверью раздались чьи-то шаги, затем щелкнул замок, дверь открылась.
За дверью стоял какой-то паренек. Под мышкой у него был сложенный пополам журнал с чертежами и схемами.
— Можно войти? — спросил Петров.
— А вы к кому?
— Меня вызвали. В Комиссию. На собеседование.
— В Комиссию? — паренек обрадовался. — Топайте за мной!
И повел Петрова по длинному коридору.
Из одной двери выскочил другой паренек, заорал, смешно взмахивая руками:
— Вовка, получилось! Заработал.
— Серьезно? — обрадовался первый паренек.
— Серьезно!
— Здорово как!
— Приходи вечером, будут первые образцы. Побегу девчонкам скажу.
И побежал куда-то по коридору.
Первый парнишка повернулся к Петрову:
— Заработала!
— О чем речь? — поинтересовался Петров не без любопытства.
— Первый советский бытовой стереолитограф, — важно сказал паренек.
— Стерео — что? — не понял Петров.
— Трехмерная печать, — объяснил паренек. — Представляете?
— Не очень.
— Ну, это как принтер. Но только трехмерный…
Паренек хотел что-то объяснить, но оказалось, что они уже пришли.
— Ладно, — сказал он. — Вам сюда.
И показал рукой на дверь. На двери висела прилепленная кнопкой бумажка: «Комиссия по отбору».
— Удачи! — парень махнул рукой и ушел обратно.
А Петров вошел в дверь.
За столом сидели четверо мужчин и женщин. Один мужчина был совсем пожилой, другой средних лет, была женщина тоже средних лет и совсем юная девушка. Перед ними стояли кружки с чаем и лежали краснокоричневые папки. На их обложках были вытиснены рельефные гербы СССР.
— Можно? — спросил Петров.
— Конечно, конечно, — сказал пожилой и указал рукой на одинокий пустой стул перед столом.
— Присаживайтесь, товарищ.
Петров сел.
— Чаю не хотите? — спросила женщина.
— Нет, спасибо.
— Ну, не будем терять времени. — Пожилой мужчина раскрыл папку. — Итак товарищ Петров, вы подали заявление в Комиссию.
— Да.
— А что вас не устраивает?
— Все, — сказал Петров. — Меня тут не устраивает ничего.
Мужчина улыбнулся.
— Товарищ Петров, — сказал он. — Вы работаете менеджером по проектам в «Росбизнесконсалт»?
— Да.
— Вы хорошо зарабатываете, у вас двухкомнатная квартира в престижном районе, хорошая машина, дом в Сестрорецке. Прошлым летом ездили на Мальдивы…
Мужчина перебирал листочки в папке.
— По-моему, так у вас все хорошо. Или — как у вас тут сейчас говорят — все в шоколаде?
— Тошно, — сказал Петров.
— Тошно?