Из ниоткуда с любовью

— Да. Не могу я тут. И работа, и окружение… И вообще все. Всё. Гнилье, воровство, ящик этот дебильный с путиными и медведевыми, вранье кругом, гонки крысиные.

— Ну так вы же можете поехать куда-нибудь в другую страну. У вас сейчас многие уезжают, разве не так?

— Не хочу. Не лучше.

Тут в разговор вмешался мужчина средних лет:

— Товарищ Петров, а что вы, собственно, умеете? Чем вы можете принести пользу Советскому Союзу?

— У меня две вышки… два высших образования, — сказал Петров. — Корпоративное право и менеджмент.

Мужчина слабо и кривовато улыбнулся. Даже как-то брезгливо.

— Понимаете, товарищ, в общем-то в СССР таких и понятий-то нет, в силу другой экономической модели, соответственно и специалисты по этим областям, прямо скажем, не нужны.

— А кто нужен? — спросил Петров.

— Учителя. Врачи. Инженеры. Техники. Рабочие. Ученые. Агрономы.

— Я согласен на любую работу, — сказал Петров.

Члены Комиссии переглянулись.

— Видите ли, — сказала женщина. — Это все очень замечательно, но в СССР теперь очень строгий отбор. Даже будь вы обладателем какой-то реальной профессии — даже в этом случае, я боюсь, вы не очень интересны нам. Вот вы ведь даже в выборах ни разу не участвовали, верно?

— Политика у нас — это грязь, — убежденно сказал Петров.

— Да, но… Грязной ее делают люди. Да и выбор есть всегда. За коммунистов можно проголосовать, например.

— За коммунистов? Да вы знаете, какие у нас коммунисты — не смешите! — скривился Петров.

— Не знаю, — сказала женщина. — Это в общем-то ваши проблемы, не наши. Тоже от вас и только от вас зависит. Исключительно.

Тут снова вмешался пожилой человек:

— Товарищ Петров, вы, наверное, не совсем понимаете. Дело в том, что звание советского человека получить теперь очень трудно. Направо и налево его не раздают. Нужно заслужить это высокое звание. У нас там много работы — реальной, трудной, интересной. И нам нужны не разочарованные люди. Нам нужны люди твердые.

— В общем, вы нас извините, — сказала женщина. — Но мы вынуждены вам отказать.

Пожилой мужчина закрыл папку.

— Вера, проводи товарища Петрова.

Петров хотел что-то сказать, но потом передумал. Встал.

Вместе с юной девушкой вышел в коридор.

— Нет, — сказала девушка. — Вам не сюда.

Она провела его к другой двери, открыла ее. Петров вышел.

Он стоял на широкой улице, по которой шел поток машин. Это был его родной город. Прямо перед ним на растяжках висели два плаката.

Один «Единой России». "Мы вмести за партию Единая Россия".

Другой «Правого дела». "Михаил Прохоров: Сила в правде. Кто прав, тот и сильнее".

Петров побледнел, повернулся к черной деревянной двери, из которой он вышел. Никаких кнопок или зуммеров на двери не было. Просто толстая деревянная дверь, покрытая слоем копоти и пыли. И закрытая. Петров стал стучать по ней кулаками. Он стучал долго, но дверь так и не открылась. Петров сел перед ней — и заплакал. Проходящие мимо люди с удивлением смотрели на хорошо одетого молодого человека, сидящего прямо на асфальте у запертой двери, и почему-то плачущего. А Петров все повторял сквозь слезы: «Нет… нет… нет» — и все не мог поверить, что эта дверь, ведущая в другой мир, уже никогда не откроется.

Колония

Лес кончился и поселок оказался прямо перед машиной, в которой сидели два бывших милиционера, а нынче полицейских — майор носил фамилию Могильный, прапорщика звали Каштан.

— Приехали, — сказал прапорщик. — Я думал, этот чертов лес никогда не кончится.

Могильный буркнул что-то неопределенное в ответ.

А между тем вид перед ними открылся весьма занимательный. Если дома были вполне обыкновенными и довольно скромными, то все остальное было очень странным. Вокруг домов отсутствовали заборы — была лишь живая изгородь, чисто декоративная, по пояс. На холме за поселком стояли несколько ветряков, которые лениво крутились, а перед ними в небо смотрела большая спутниковая тарелка, метров пять диаметром.

— Ну ни хрена себе, — сказал Каштан.

Полицейский «форд» проехал к центру поселка. То, что это центр, было легко определить: там стоял стандартный для маленьких поселков российской глубинки бюст Ленина, возле которого лежали несколько небольших цветочных букетов, при этом, как отметил майор Могильный, цветы были свежие, словно их положили только утром.

Но более странное заметил прапорщик Каштан — от удивления он даже ткнул майора в бок, чтобы обратить внимание своего начальника на это. Майор даже хотел сделать ему выговор, но увиденное заставило его забыть об этом — над небольшим двухэтажным домом висел красный флаг с серпом и молотом. Вместо положенного триколора.

Майор даже присвистнул:

— Опаньки!

Прапорщик припарковал машину и полицейские вышли из нее.

* * *

На двери у крыльца была только табличка: «Поселковый Совет». Полицейские вошли в дверь.

В фойе за столиком с телефонным коммутатором сидела девушка с телефонно-микрофонной гарнитурой на голове. Увидев вошедших, она улыбнулась и произнесла приветливо:

— Я могу вам помочь?

— Можете, — кивнул хмурый Могильный. — Кто тут главный?

— Председатель поселкового Совета, Рафик Файзиевич. Он сейчас в библиотеке. Вам вызвать его?