Из окна посольства

 Больше всего мне запомнились прекрасный вид на Неву, с Петропавловской крепостью на заднем плане, длинная и широкая набережная вдоль этой необыкновенной реки, просторные площади и улицы, архитектурные сокровища прошлого, которые так заботливо и тщательно охраняются и служат для общей пользы. Мне всегда говорили, что русские -- варвары, что они уничтожили все прекрасное, все дворцы и великолепные здания, старинные и новые церкви. И потому я была изумлена, увидев, что эти здания нетронуты и служат для образовательных целей или превращены в санатории и дома отдыха.

 Я унесла с собой картину большого, раскинувшегося во все стороны города, прекрасно распланированного, полного жизни и созидательной деятельности; я видела битком набитые трамваи, женщин, выполняющих мужскую работу (например, вагоновожатых и милиционеров); светлые ночи, когда все городское население выходит гулять на улицы и в парки. Это первый город из всех, какие мне пришлось видеть, который безраздельно в руках пролетариата, который борется, работает, учится на суровом опыте, приносит жертвы и дерзновенно мечтает о будущем.

 Меня глубоко трогало бережное отношение рабочих к богатствам прекрасного города, постоянная забота о сохранении их,-- и у меня создалось впечатление, что русские люди особенно умеют ценить все, что украшает жизнь.

 Я не нашла в Ленинграде ни ночных клубов, ни роскошных магазинов. Вместо этого было сколько угодно театров, кино, парков, лекций и развлечений, доступных всем или просто бесплатных.

 Я приехала в Россию совершенно неподготовленной к тому, что мне пришлось увидеть. Что эксплоатации больше не существует, что стерлась разница между богатыми и бедными (ибо постепенно строилось бесклассовое общество); что рабочие взяли в руки свое настоящее и будущее, мне разумеется, должно было понравиться и понравилось, но все же это очень меня поразило. Я не чувствовала себя свободно с этими людьми,-- менл пугала грандиозность стоявшей перед ними программы образования народа, рекоа струкции и организации хозяйства.

 Что понравилось мне больше всего, это полное отсутствие показной военизации. Я не видела ни наглых вызывающих манер, ни фанфаронства, ни милитаристской пропаганды; не было ни высокомерия, ни рисовки, которые, после пребывания в Германии, казались мне неотъемлемой принадлежностью военной машины.

 С первой минуты приезда в Москву и до последнего дня я была очарована этим городом. Повсюду чувствовалась кипучая энергия и любовь к жизни.

 Как и в Ленинграде, на улицах почти не видно было солдат, я ни разу не видела ни парадов, ни учений; люди, пови-днмому, общались между собой свободно и непринужденно, без официальной натянутости. Ни на ком не было заметно штампа касты, класса или профессии, все держались независимо и с достоинством.

 Американский посол Буллит как-то пригласил меня к себе на завтрак. Это был очень живой и довольно привлекательный по внешности человек, с блестящими светлыми глазами, но в его быстрой речи и быстрых взглядах чувствовалась какая-то нервозность и неуверенность. Мне кажется, что человек, который сразу же вызывает вопрос, что он такое на самом деле, как он проявляет себя в повседневном быту, когда сбрасывает маску,-- должен внушать подозрение и ему не следует доверять.

 В то время Буллит был признанным другом Советского Союза, учил красноармейцев играть в поло, давал сенсационные вечера для дипломатического корпуса и советских служащих, разыгрывая роль "старшего брата" Советского Союза. Русские, вполне удовлетворенные тем, что США признали ССОР, были очень предупредительны; они поддерживали бы дружеские отношения не только с ним, но и с любым представителем, какого послало бы наше правительство.

 Я познакомилась с несколькими дипломатами из штата Буллита и решила, что для изучения России будет полезнее держаться подальше от американского посольства. Я встречалась с Вальтером Дюранти, видела, как он разговаривает, сплетничает, сердито стучит палкой, горячо сочувствует русским и раздражается на них,-- и все это не стесняясь, естественно, жизнерадостно. Нечего и говорить, что в Москве Вальтер не всегда бывал блестящ и заразительно весел, ибо климат России и множество неудобств начинали сказываться на нем, как и на других иностранцах. Но отсутствие • комфорта никогда не мешало ему судить беспристрастно о планах России на будущее и о ее достижениях.

 Я провела несколько часов в Кремле, видела собор, где венчались на царство все русские цари, и где они похоронены,, осматривала Грановитую палату, где Советское правительство хранит драгоценные реликвии старого и нового времени.

 Мне, разумеется, говорили, что русские уничтожили, продали или конфисковали все сокровища прошлого, и потому мне было особенно любопытно увидеть все это своими глазами. Каждый, кто видел это здание, полное сокровищ, выносит оттуда одну и ту же мысль: он начинает понимать, что такое революция, она становится ближе и понятнее.