– Ну а со мной всякий раз приключается морская болезнь, стоит только мне сесть на корабль, – признался советник. – И чему удивляться, если ею страдают даже некоторые адмиралы, не говоря уже о юнгах?.. И все же последуйте моему совету – отправляйтесь по железной дороге в Веракрус, а оттуда – пароходом.
– Хорошо, я сяду на судно… Но лишь затем, чтобы вернуться во Францию, – естественно, после того как мы совершим свое путешествие из Парижа в Бразилию по суше. Таково мое последнее слово!
– Но это же чистейшей воды безумие! – заметил Жюльен. – Ты ведь только что заявил, что с твоей… манией боязни поездок по морю уже покончено раз и навсегда!
– Ты что, забыл о тысячах километров, которые преодолели мы на нескольких континентах?.. О бескрайних просторах Сибири?.. О моем стремительном броске через Аляску, пожалуй, единственном в своем роде?.. О трудностях, с которыми пришлось нам столкнуться в Британской Колумбии и, наконец, в Мексике!
– Нет, не забыл, но…
– Что «но»?.. Ты хочешь свести на нет все наши усилия? Чтобы мы пришли с жалостным видом в порт и, как истинные буржуа, бесславно закончили предприятие, какого еще никто не совершал до нас?
– Возможно, его никто не совершал лишь потому, что просто не задавался такой целью или не страдал гидрофобией.
– Впрочем, один попытался совершить нечто подобное, и не без успеха, – невольно рассмеявшись, уточнил, обращаясь к советнику, Жак. – Ты слышал о лорде Кошране?
– О герое борьбы чилийского народа за независимость?.. Который так здорово расправлялся с испанцами, что они окрестили его дьяволом?..
– Нет, о его брате, Джоне Дандасе Кошране, прозванном пешим путешественником. Мексиканские газеты на днях поведали о нем в связи с удивительнейшей авантюрой, как величают они наше путешествие, – ответил Жак и повернулся к Жюльену: – А ты ведь совсем не читаешь газет, не так ли?
– Да, так! – высокомерно отчеканил Жюльен. – Будь добр, расскажи об этом пешем путешественнике: с удовольствием послушал бы о его приключениях, о которых – да простит мне Бог! – я не удосужился прочитать в твоих газетах.
– Его история в двух словах такова. Лорд Кошран решил обойти пешком наш шарик, поелику возможно, учитывая, естественно, и рельеф континентов. Его маршрут был примерно тот же, что и у нас…
– Так что я, кажется, не могу претендовать на авторство идеи, легшей в основу нашего путешествия.
– Бог с ней, с идеей! Ведь главное – не придумать ее, а претворить в жизнь. Итак, я сказал, что маршрут лорда Кошрана был примерно таков, как и наш, с той лишь разницей, что, достигнув Бразилии, он должен был продвигаться по направлению к Пернамбуку – точке Американского континента, наиболее приближенной к Африке. От Пернамбуку до Дакара насчитывают, если не ошибаюсь, сто с хвостиком лье. В этом городе наш путешественник рассчитывал сесть на пароход «Атлантика», а по прибытии в Дакар снова перейти на пеший режим, с тем чтобы пересечь Сахару, добраться до Марокко, а оттуда, переправившись через Гибралтарский пролив, – до Испании и затем до Франции…
– Понял. Его маршрут посложнее нашего! Но я и не ставил перед тобой подобной задачи.
– Ты не учитываешь того, что из-за моей гидрофобии нам пришлось бы вернуться из Бразилии в Париж тем же путем.
– Но это уже – в качестве компенсации за более легкий маршрут.
– Продолжаю мою историю. Лорд Кошран шел отнюдь небезостановочно…
– Черт возьми, я так и думал! Я знаю много таких героев у камелька… этих добряков в теплых панталонах, в ватных безрукавках и бумажных колпаках. Им ничего не стоит преодолеть тысячи километров… греясь у каминов. Среди них не один, прочитав путевые заметки землепроходцев и ощутив в себе прилив энтузиазма, воскликнул патетически: «О, я был рожден для путешествий!» Такие люди загораются, представляя себя Мунго Парком или Ливингстоном, когда, составив завещание, отправляются, сытые и слегка разочарованные итогами своей жизни, в Гранвиль[216]
или в Сабль-де-Олон.– Твоя тирада не имеет никакого отношения к нашему предшественнику, ибо если кто и был способен осуществить подобный, требующий неимоверных усилий замысел, так это, несомненно, только он. У этого человека не было ничего общего с «кабинетными путешественниками», о чем ты сможешь сейчас судить и сам. Выехав из Лондона в январе тысяча восемьсот двадцатого года, в апреле он прибыл в Петербург, который покинул в конце мая. Возле Новгорода его обчистили, но губернатор города возместил ему убытки, – это смахивает немного на нашу историю. Затем лорд Кошран посетил Москву, Казань, пересек Уральские горы, остановился в Тобольске, поднялся по Иртышу до Семипалатинска, побывал в Томске, переправился через Лену, в октябре месяце попал в Иркутск и, несмотря на ужасный холод, добрался до Нижнеколымска – и все это в одиночку и при температуре воздуха пятьдесят два градуса ниже нуля!
– Черт подери!